В полдень на солнечной стороне

Но вместе с тем ему была присуща и яростная лихость. Выхватив у бойца противотанковое ружье, Пугачёв вскочил на виллис и помчался по открытой местности, заметив, что немецкий тягач пытается уволочь подорванный в минувших боях танк в своё расположение. Подбил тягач и, вернувшись, произнёс раздраженно:

- Сперли бы трофей, а потом доказывай, за что наградной лист подписал. Эх вы, растяпы!

Кстати, он не только сам любил получать награды, но, пожалуй, испытывал не меньшее сладостное удовольствие, представляя к награде других.

Он не терпел, когда другие старшие командиры делали замечание за какие-либо упущения не только офицерам его подразделения, но даже солдатам. С тупым упорством он не соглашался с правомерностью таких замечаний, если даже они были обоснованными. И пресечь его препирания не могли даже серьезные взыскания.

Как-то командир дивизии, наложив на него взыскание, сказал со вздохом:

- Я понимаю, голубчик, вам кажется неприемлемым со стороны чисто военной этики, что в вашем присутствии делаются замечания вашему подчинённому, вместо того чтобы поручить вам самому сделать такое замечание. Но ваша несдержанность при этом переходит все границы.

Пугачёв- небрежно козырнул, словно смахнув с лица докучливую муху, и произнёс вызывающе:

- Благодарю за внимание!

И, высоко вздымая ноги, как бы пародируя парадный шаг, вышел.

Комдив вернул Пугачёва. Молча показав подписанный наградной лист, порывисто разорвал его.

Пугачёв вытянулся и произнёс чётко:

- Осмелюсь доложить, товарищ генерал, я ещё легко отделался. - И, подмигнув, сообщил заговорщически: - Могли бы за подобное и звёздочки с погон сковырнуть в назидание.

И весело уставился на генерала светлыми, как у барана, но всё-таки красивыми, с живым блеском глазами.

С солдатами Пугачёв держался с этакой милостивой снисходительностью, и если о чём спрашивал, то с таким выражением, будто наперед знал, что ему ответят, и сам же подсказывал нечто бравое, ничего не значащее, и тут же хвалил бойца за бравый настрой.

Он раздражался, когда солдаты обращались к нему с просьбами, и при этом лицо его принимало высокомерное, брюзгливое, недоверчивое выражение.

Но не было жёстче и беспощаднее командира, если пищевой рацион солдат был неудовлетворителен, махорку приносили сырой, смена выстиранного нижнего белья или портянок запаздывала. Словом, при малейшем нарушении солдатского довольствия он приходил в такое неистовство, что, случалось, у него кровь шла носом, так он кричал в трубку полевого телефона, требуя предать виновного трибуналу.

Но был отходчив, если виноватый каялся, и чем унизительнее каялся, тем скорее Пугачёв прощал его.

До войны Пугачёв занимал пост заместителя начальника снабжения одной из крупных геологоразведочных экспедиций на Крайнем Севере. Но в конторе бывал редко, кочуя с геологоразведочными партиями, где он с удовольствием брался за любую работу, лишь бы не сидеть в конторе. Его любили за общительность, беспечность, отвагу и всегдашнюю готовность к риску, поэтому прощали как существенные недостатки по линии его прямой должности, так и некоторые изъяны в характере, вздорную вспыльчивость и попытки командовать другими без всякого на то основания.

В первый год войны, будучи командиром расчёта 45-миллиметрового орудия, он принял бой на железнодорожном переезде с танками противника. Танки без риска порвать гусеницы на железнодорожных рельсах не могли обойти батарею с флангов и вынуждены были атаковать её в лоб на самом переезде.

После трёх суток боя Пугачёв с оставшимся полуживым подносчиком продолжал вести огонь, чёрный от копоти, угоревший от порохового газа, оглохший, бешеный в своей ненависти, в рваном окровавленном обмундировании, он пришёл в такое исступленное состояние, что, когда подошли свои танки и открыли по машинам противника огонь и командир части, выйдя из танка, бросился к Пугачёву, чтобы обнять, Пугачёв крикнул на него злобно и сипло: «Чего надо? Подавай!» - и кивнул на разбитый зарядный ящик, у которого сидел на корточках обессиленный подносчик с вытекшими от ударной волны глазами и держал на согнутой руке снаряд, как грудного младенца.

После госпиталя и высокого ордена Пугачёва в соответствии с его прежней мирной должностью назначили начальником вещснабжения, что он расценил как личное оскорбление и был вполне удовлетворён, когда после эпизода на батарее, уже иного характера, его снизили на батальон.

К Петухову Пугачёв относился снисходительно.

- Ты уже ротой командуешь, но воюешь как бухгалтер.

- Почему как бухгалтер? - спрашивал Петухов.

- А потому! - резко говорил Пугачёв. - Я тебе приказываю: доложить, как выполнили задачу! А ты вякаешь: Семенов ранен, у станкового кожух пробит и ещё какие-то повреждения, у санинструктора кончились ампулы с противостолбнячной жидкостью. Разве так докладывают?

- Я же вам сказал: на указанный рубеж вышли.

- Значит, первое - задачу выполнил! Второе - потери противника? Трофеи? А ты о чем лепетал?