В полет сквозь годы

Мы плывем вот уже несколько часов, а Нью-Йорк все еще виден. Как я ни стараюсь убедить себя, впечатления, что мы вышли в океан, у меня не создается. Наоборот, мне начинает все больше казаться, что я нахожусь в большой американской гостинице с залами, салонами, ресторанами.

На лифте я поднялся на палубу. Теплоход продолжал идти вдоль берегов, которые виднелись к северу от линии нашего пути. Я поинтересовался: как же проходит морской путь Америка — Франция? Оказывается, первую треть пути теплоход, пренебрегая некоторыми удлинениями, уклоняется к югу, обходя Ньюфаундлендскую отмель. Она опасна не столько своими незначительными глубинами, сколько обилием рыбачьих судов и суденышек. Столкновение вполне возможно, особенно ночью. Поэтому маршрутная линия отклоняется к югу, а затем, начиная с долготы 45°, - к порту Саутгемптон в Англии и заканчивается на севере Франции — в Гавре.

Понемногу мы знакомимся с устройством теплохода «Нормандия» и его порядками.

Вес судна 84 тысячи тонн. Это в два с половиной раза больше любого современного линкора.

Байдуков восемь раз обошел теплоход по периметру палубы и уверен, что совершил прогулку в четыре километра.

Население теплохода — 1500 человек команды и 1500 пассажиров. У «Нормандии» восемь этажей. Мы целыми часами бродили по коридорам, заходили в рестораны, в богато украшенные салоны, похожие на зимние сады, в концертные залы, бассейны для плавания, в кинотеатр, в гостиные, обставленные мягкой мебелью, статуями, картинами, — и все же четырех суток путешествия не хватило на то, чтобы изучить все помещения.

Каждый час я открывал что-нибудь новое: то новый зал для танцев или игр; то салон, где можно написать письмо или почитать; то магазины, торгующие книгами, парфюмерией, мануфактурой; то костел с органом и ликами святых (здесь каждое воскресенье пастор проводит богослужение); то радиостудию и специальное бюро, откуда вы можете послать радиограмму в любую часть света. «Нормандия» все время поддерживает связь с материком. Еще за сутки пути до берега можно разговаривать по радиотелефону с любым пунктом Соединенных Штатов.

Мы отдыхали как бы в городских квартирах. В каюте платяной шкаф, большое зеркало, настольные лампы, телефонная книжка около аппарата, дверь, ведущая в ванную. И только иллюминаторы с двойными стеклами напоминали, что мы находимся в Атлантическом океане.

Голоса в соседней каюте прервали мой отдых. Это Чкалов и Байдуков надевали токсиды и брюки с шелковыми лампадами. Мои товарищи готовились к обеду. Я последовал их примеру и, переодевшись, вышел в вестибюль. На одной из стен увидел списки всех пассажиров с указанием номеров занимаемых кают. Среди пассажиров была известная киноактриса Марлен Дитрих с дочерью и мужем и доктор Кун — китайский министр финансов.

Принято считать, что на каждом порядочном океанском пароходе находится по меньшей мере один итальянский или испанский граф, американский миллионер и русская аристократка, великолепно знавшая царя. У нас на «Нормандии» с некоей горделивостью американцы произносили еще имя какого-то лысого финансиста на кривых ножках, ибо был он одним из воротил Уолл-стрита и прославился тем, что от богатств своих пожертвовал миллион долларов на постройку какой-то грандиозной «грандоперы».

Миллионер спросил Чкалова, богат ли он, и в ответ услышал:

— Да. Очень богат.

— В чем же выражается ваше богатство? — явно заинтересовался американец.

— У меня сто семьдесят миллионов!

— Сто семьдесят?! Чего? Рублей или долларов?

— Нет! Сто семьдесят миллионов человек, которые работают на меня так же, как я работаю на них, — спокойно ответил Чкалов.

Океанская качка не рассеивала забот миллионера: он и здесь жил в привычном ритме — повышение, понижение, беспрестанно диктуя письма и радиотелеграммы сухопарому бессловесному секретарю.

Я узнал, что на «Нормандии» издается ежедневная газета, которая сообщает о новостях в мире, принимаемых по радио; в газете помещается также материал о внутренней жизни парохода, подробные объявления об увеселениях: вечером в салоне — концерт, в понедельник — костюмированный бал, завтра парикмахер заканчивает работу в два часа, а ежедневно — кинематограф. Завывает ветер, бушует океан, качается на страшных сизых волнах мечущееся суденышко, но в назначенный час на дрожащем полотне незадачливо важный Чарли Чаплин утоляет голод вареной подошвой, белокурые красавицы улыбаются все той же очаровательной улыбкой — и летят автомобили, мчится бесконечная погоня по модным улицам Лондона и Нью-Йорка.