Приближался час нашего отплытия в Европу. Решено было отправиться на пароходе «Нормандия», в первом классе. Тут свои порядки. Вечером, например, мужчины должны появляться в парадных костюмах для приемов или токсидах (так в Америке называется смокинг). Мы были озабочены приобретением вечерних туалетов.
Георгий, конечно, заупрямился. Он начал доказывать:
— Для меня обычаи капиталистического мира не обязательны. Токсиду покупать не буду. Можно появиться в салоне и в сером костюме.
Валерий, как «чиф-пайлот», ведал у нас международными вопросами. При подобных разногласиях голос его приобретал весьма убедительный оттенок.
— Ты пойми, Егор, ведь не для себя делаем, а для народа! — говорил он.
В конце концов мы уговорили Байдукова и вместе отправились за покупками. На примерку и тому подобные хлопоты ушел весь день. В магазине Георгий насупился и ворчал: смокинг с блестящими шелковыми лацканами не очень-то шел к его бритой голове.
В Америке с бритой головой ходят лишь люди, недавно покинувшие тюрьму или сумасшедший дом, и мы всячески уговаривали Георгия сделать в этом пункте уступку американским обычаям. Но Байдукову было жарко, он остался непреклонен и, вопреки нашим просьбам, обрил голову наголо.
С угрюмым лицом стоял он теперь перед зеркалом в неимоверно длинных брюках, отдав себя в распоряжение портного, который суетился вокруг него, что-то подрезая и примеривая.
Но покупкой одних смокингов дело не ограничилось, и это также беспокоило Георгия. К парадному костюму полагались лакированные туфли, черные носки, стоячий крахмальный воротничок с уголками, галстук бабочкой и сорочка с «вафельной» грудью. К сорочке требовались запонки в виде крохотных шариков, а белый батистовый платочек, который обязательно должен быть виден из нагрудного кармана, завершал наряд.
В американских магазинах покупки не принято брать с собой, и они были доставлены нам в консульство.
Билеты на пароход были уже куплены. Выяснилось, что мы едем вчетвером: до Парижа нас будет сопровождать сотрудник торгпредства, свободно владеющий английским языком. Теперь у нас было больше свободного времени, и мы могли познакомиться с обыденной жизнью огромного капиталистического города.
Георгий успел побывать в Гарлеме — негритянском районе Нью-Йорка. По гарлемским улицам Байдуков со своим спутником проходил глубокой ночью и вдруг услышал позади торопливые шаги. Его догнал негр с широким приветливым лицом.
— Я хочу пожать вашу руку, — сказал негр на ломаном русском языке. — Я вас знаю, я вас встречал на Пенсильванском вокзале, я видел вас на митинге в манеже 71-го полка. Передайте привет всем своим товарищам из Советского Союза.
Интересен Нью-Йорк ночью. Огромный город сверкает мириадами огней. По черному небу стремительно летят, переливаясь всеми цветами радуги, буквы, и кажется, вот-вот они заденут за крыши небоскребов. Это английская фирма «Кунард» рекламирует с помощью самолета свои пароходы. Огненные водопады низвергаются с вершин серых великанов. Рестораны, отели, магазины, аптеки, кинофирмы и торговые компании рекламируют свои блюда, изделия, танцевальные залы, фильмы, автомобили, жвачку и кока-колу.
«Двадцать миль на галлон!» — вспыхивает реклама автомобильной фирмы «Шевроле». «Шесть в цене четырех!» — набегают на нее голубые буквы. Это значит, что «Шевроле» выпустила новую модель автомобиля с шестицилиндровым двигателем и он стоит столько же, сколько старый, четырехцилиндровый.
Сияние исчезает, вновь вспыхивает, то расходится лучами, то рисует на черном небе узоры.
А в узких улицах неисчислимые толпы — удручающее зрелище суеты, толкучки, многоголосый рев усилий, напора, низменных интересов, преходящих страстей. Внизу все это не так замечаешь — чересчур оглушает лязг и звон трамваев, дрожь автомобилей. Внизу на тротуарах, в окнах магазинов разыгрываются целые представления. В дорогих нарядах стоят манекены. Сквозь зеркальные стекла видны залы, полные первоклассных автомобилей. За витринами игрушечных магазинов слоны поднимают хоботы, птицы качают головами, ползают ящерицы и прыгают мартышки. Неоновые и аргоновые трубки, излучая разноцветный мигающий свет, будто перекликаются с бесконечными огнями небоскребов и уличными фонарями. Рекламы бегут, прыгают, летят, гаснут, вновь зажигаются.
И вот в одну из ночей мы поднялись на смотровую площадку сто второго этажа «Эмпайр-Стейт-Билдинг». Гигантский город лежал внизу. И сюда, на высоту, поднимался какой-то, будто приглушенный, стон земли, здесь, наверху, где рассеивается копоть и дым, было слышно, как монотонным, но пронзительным криком вопила долина доллара, суеты и обольщений.
Мы долго смотрели вниз. Чкалов был молчалив.
— О чем задумался, Валерий? — спросил я.
— В Москву надо ехать, вот что… — ответил он тихо. — Как туристы мы всегда успеем сюда приехать. А сейчас надо домой, и как можно скорей приниматься за работу.
Наши мысли совпали. Он помолчал немного и добавил:
— Как я буду счастлив, когда мы наконец приедем домой, на родину…