В полночь упадет звезда

– Что, Святогорушка, яхонт мой лазоревый, – обратилась к ней баба Луча, – пойдешь с моими потворничками мальцов лечить?

И подмигнула.

– Коли ты велишь… пойду, – неуверенно ответила Горыня.

– Поди-ка сюда.

Знаком баба Луча велела ей опуститься на колени, а сама встала, так что теперь их лица оказались почти на одном уровне. Взял Горыню за голову маленькими, но крепкими ладонями, баба Луча прижалась лбом к ее лбу и забормотала:

– Слуги мои верные, слуги мои невидимые! Собирайтеся ко мне с леса темного, с болота глухого, с дерева сухого! Кто на ветру живет – с ветра подите, кто на воде живет – с воды подите! Отправляйтеся с племянницей моей Святогоркой, служи́те ей верно, как мне слу́жите, во всем ее волю исполняйте! А кто не послушается – призову я Перуна-отца и Сварога-кузнеца, возьмут они по три огненных прута, будут бить вас по три зари утренних и три зари вечерних…

От ее шепота у Горыни что-то загудело внутри, как будто и правда ворвались в душу десятки невидимых духов, принесли силу могучую…

Молодые «волки» смотрели на них, приоткрыв рты…

– Идем, зелья выберем, – позвала ее баба Луча и посеменила в дальний угол.

– У хворого этого, мне мнится, никакой хвори особой нет, а голову ты ему зашибла, – прошептала она, пока Горыня доставал с балки пучок сухого зверобоя. – Ты ему зверобой завари, мяты да пустырника. И скажи, чтобы три дня лежал лежмя, на четвертый встанет молодец молодцом. А взамен требуй, чтобы они тебя на Черногузку отвели. Они, волки, леса знают не хуже моего, а на ногу проворнее. Я-то целый день ковылять буду, а они за полдня доведут. Теперь-то уж они ученые, почтение к тебе имеют.

Она хмыкнула и снова подмигнула, вкладывая Горыне в руки мешочек с сушеным зельем.

* * *

До логова «лесных братьев» пришлось пробираться через лес на лыжах. Баба Луча дала Горыне свои, а посох та вырубила себе в зарослях близ тына – бабкины были ей слишком коротки.

– Вы, стало быть, с бабой Лучей дружны? – расспрашивала Горыня по пути, как будто явилась с гор Угорских именно чтобы удостовериться, хорошо ли ее «тетке» здесь живется.

– Еще как! – отвечал старший из посланцев логова. Звали его Шилохвост, и постепенно он расхрабрился, видя, что дева-волот хоть и сурова, но в драку больше не лезет. – Мы ей дичь приносим. «Вихревые гнезда»[28] достаем, – он указал на вершины деревьев, густо усаженные этим волшебным растением. – Летом зелья собирать помогаем – она не управится одна. И рыбой делимся, если много наловим. А она за это наших лечит, во всякой нужде помогает.

Дичь, рыба, травы… Горыне вспомнилось, как Верес предлагал ей поселиться в избе Затеи, тоже жить дичью, рыбой и травами. Уж верно, скоро и к ней стали бы ходить за помощью: всяк живущий в Сумежье кажется мудрецом, будто мудрость оттуда ветром несет. Почти все девки и бабы знают кое-какие нужные зелья, хоть и склонны все подряд хвори пользовать каким-нибудь одним «чудесным корешком», полученным от матери и бабки. Но травы из рук истинно «знающих людей», ведающих подлинно «сильные слова», считаются более действенными, поэтому и любая такая травница и кореньщица летом запасается любимыми зельями на потребности тех весей, что привыкли искать у нее помощи.

– Вот еще что… – решилась спросить Горыня. – Не видали ль вы, волки лесные… в этих краях женщины…

Она запнулась, не зная, как описать загадочную Лунаву, которую никогда не видела.

– Не было ли в ваших краях жены, рослой, в белой одежде, в красном платке… Посох у нее, на посохе череп козий…

– Сами мы с Чечевицей не видели, – Шилохвост глянул на своего юного товарища, – а вот один брат наш, Кликун – он видел такую.

– Когда?

– Да уж… дней пять, как рассказывал, да, Чечевица?

– Где видел?

– А на реке. Шла, говорит, на лыжах, короб за спиной… И платок красный. Это лихорадка была, да?

– Она самая, – Горыня мрачно кивнула.

Выходит, Лунава ушла от Луги на восток – туда же, куда собирается она сама.

– У нас говорят, Горностайка оттого и захворал, что на реке в ее след вступил! – многозначительно добавил Шилохвост. И, поколебавшись, сообщил: – Была б ты в красном платке – мы б и не подумали вас тронуть. Мы ж не дурные!

– Я – не лихорадка! – отрезала Горыня. – И не смейте меня со всякими жабами ровнять!

Оба «волка» шли впереди, прокладывая путь, Горыня – позади.

– Уже скоро! – Шилохвост обернулся. – Тут летом болото, не пройти, если тропы не знать.

В этот время где-то за деревьями раздался вопль. Все трое остановились и прислушались.

– Дивоженка! Дивоженка за нашими гонится!

«Волки» вытаращили глаза; Горыня сообразила раньше них. Испытания последних дней научили ее осторожности; не дожидаясь разъяснения, она соскочила с тропы и прижалась к дереву.

Впереди загудел рог.

– Это наши! – с удивлением воскликнул Чечевица.

– Никак они меня испугались? – сказала Горыня. – Иди, – велела она Шилохвосту, – скажи им, что я не дивоженка. А то стрельнет еще какой карась…

Всем троим не хватило опыта догадаться, что о такой необычной гостье стоило бы предупредить заранее. Но теперь Шилохвост сообразил и убежал вперед с криком: