В понедельник дела не делаются

Олина комната раньше была залом площадью в двадцать квадратов. По замыслу продвинутого дизайнера сейчас она превращена в залитую солнцем поляну с островками зелени. Комната была отделана современными материалами, обставлена стильной мебелью, изготовленной на заказ из разных по цвету пород дерева, по увереньям Оли, абсолютно недорогой. Стилизованные шторы – в виде лиан, тропинка – на зелёном ковролине, лучи солнца – по стенам и на покрывале. В углу – небольшой телевизор с плоским экраном, музыкальный центр, стеллажи с книгами от пола до потолка.

По стенам развешаны репродукции моднейшего художника Никаса Сафронова. Голая женщина с головой серой кошечки, приподнявшаяся на локте с шёлковых простыней ложа.

Интересная картинка, Саша даже название её запомнил. «Милое обаяние буржуазии». С другой репродукции усатая и бородатая Джоконда из-за кованой решётки обречённо взирает. Ничего так себе, прикольные картинки. Голая женщина с кошачьей головой – та фигуркой на Олечку похожа, и такой же лёгкий пух у неё на лобке.

Папа Олин, Валентин Борисович, возглавляет в городской администрации управление коммунального хозяйства.

«Судя по хате, оснований жаловаться на жизнь у Валентина Борисыча не должно быть!» – хмыкнул Саша, усаживаясь в кресло.

С журнального столика он взял книгу в суперобложке, повертел. Какой-то Генри Миллер. «Нексус» какой-то. Про такого зверя чужеземного Саша слыхом не слыхивал. Пролистал книжицу от нечего делать.

«…да, я сиживал в тех же кабаках, что и Максуэлл Боденхейм, Садакичи Хартман, Гвидо Бруно, но никогда не встречал там фигур ранга Дос Пассоса, Шервуда Андерсона, Уолдо Фрэнка, Э. Э.

Камингса, Теодора Драйзера ил Бен Гехта… Когда говоришь о европейском искусстве, то первым делом, как нарыв, выскакивает имя художника…»

Бр-р-р, байда голимая, но наверняка супер-пупер модная.

Оленька у нас массовое искусство не уважает. Эвон, после концерта «Лесоповала» вся переморщилась, как от лимона.

Кораблёв сам к чтиву – не очень. Последней книжкой, которую он прочитал, был роман Корецкого «Антикиллер». Маштаков уж больно его рекламировал. Круто, конечно, Корецкий пишет, знает толк в их ремесле, сам – полковник милицейский.

Но другие книжки того же автора у Михи Саша брать отказался.

С этой чёртовой работой и на личную жизнь времени не оставалось, не то что на чтение.

«Вот бы Олю с Маштаковым при случае свести. Пусть посмотрит, что и среди моих знакомых имеются эти… как их… интеллектуалы, – подумал Саша и тут же отыграл назад. – Блин, ни к чему такие свиданки устраивать».

Он представил ухоженную Оленьку, модную, красивую, рафинированную, и рядом – язвительного, с неразглаживающимся от попоек лицом Миху, одетого кое-как, в «кофту» и в широкие, обхлюстанные брюки. В кармане у него в лучшем случае – «стоха», а в обычные дни только мелочь звенит на самые дешевые сигареты с фильтром.

«Алес! Миша своё в этой жизни выбрал. Весь свой ресурс.

Полностью остановился в развитии и деградирует вовсю. Помешался на псевдоидейности. А семью содержать не может. Та-нюху свою в конченную истеричку превратил. Хотя бабе всего тридцать с копейками!»

Кораблёв мысленно продолжал незавершённый спор с Маштаковым. Вот эти самые убойные доводы он не решился озвучить в машине. Тогда бы точняк без мордобоя не обошлось. А вывеску портить ни к чему. Миха хоть давно и не в форме из-за пьянства своего, но удар у него поставлен.

В глубине прихожей послышались звуки. Вроде замок щёлкнул. И почти сразу раздался голос Олиного папы.

– А-а-а, так у нас гости?! Александр Михалыч, выгляни в окошко, махнем по напёрстку коньячка армянского.

В ответ на приглушенные, а оттого неразборчивые Олины слова, Валентин Борисович форсировал голос на басы.

– Никуда от вас посиделки ваши не денутся. Вся ночь – впереди! Александр Михалыч, выходи на колидор!

Саша усмехнулся над последней фразой матерого муниципального чиновника. Валентин Борисович уже успел поведать ему про своё дворово-коммунальное детство.

– В «Кремле» вырос! – со значением вздымал он толстый указательный палец.

«Кремля» давным-давно не существует в его прежнем ископаемом виде. Представлял он из себя десяток двухэтажных бревенчатых бараков, огороженных по периметру высоким дощатым забором – отсюда и претенциозное название. Располагался в рабочем квартале, на Текстильщике. Осталось две-три ветхих строения, в которых прозябали одни старики. Прежняя лихая урла вся переехала… Преимущественно на тот свет.

Пару лет назад Саша выезжал туда на бытовое убийство. Впечатление осталось тяжкое. Короленковские «Дети подземелья» отдыхают.

Кораблёв шёл по коридору навстречу шумному Валентину Борисовичу.