В понедельник дела не делаются

Он говорил с милиционерами, щурясь от боли, мыча. Сломанные челюсти в медсанчасти ему стянули каркасом из стальных проволок.

– Шаргон? Да у него вешь рашговор был такой… вшя интоначшия… пшихованная… Да нет, я встречшался с шудимыми, у нас работают в управлении… Раньше не брали шудимых…

«Рубоповцы» и сыщики группы по «тяжким» пытались выжать из потерпевших максимум деталей. Одно и то же прокручивали по десять раз, уже отупевшие. В кабинете табачный дым спрессовался сиренево. Пепельницы не успевали опустошать.

Незаметно пришло утро очередного рабочего дня. На ногах все были ровно сутки.

Хозяин отдал деньги, все пять тысяч долларов США, скопленных на покупку «иномарки», как только бандиты сказали, что изнасилуют его девочек.

Довод был приведён убойный.

Вспоминая этот момент, Снегирев, грубый двухметровый мужик, заматерелый руководитель-производственник, заревел в голос.

Оперативники, тотчас почувствовавшие себя неловко, поотворачивались по углам. Каждый примерил ситуацию на себя.

Несентиментальный Паша Комаров нейтрализовал эмоции мыслью, что с него, к примеру, требовать нечего, – ни в долларах, ни в деревянных у него не накоплено за девять лет работы в ментуре. Кроме денег бандиты унесли импортный телевизор «LG», музыкальный центр, бэушный «видик», золотых изделий – сколько нашли, утюг и ещё какие-то машинки. Протекторы на троллейбусных колесах нарезать. Вот эти машинки, абсолютно неприменимые в быту, имевшие только одно, крайне узкое назначение, стоили обалденно дорого, целых три тысячи долларов. – Ну они такие… на пылешошы афтомопильные похоши! – горячась, объяснял Снегирёв. По подбородку его из раненного рта бежала розовая слюна. Поквартирный обход дал крохи. Бабушка с первого этажа, и без того в силу преклонного возраста и ветхого здоровья крепостью сна не отличавшаяся, потревожена была в то утро громким хлопаньем подъездной двери. Из-за шторы разглядела она стоявшую рядом с домом автомашину. В марках автомобилей старая женщина, понятное дело, не разбиралась, но с уверенностью заявляла, что машина была не новая. – Задрипанна така машинёнка, – поведала Титову. Ещё два следа обуви на газончике, справа от входа в подъезд, зафиксировал эксперт ЭКО. Следы были оставлены подошвой кроссовок с хитрым геометрическим рисунком. Не факт, впрочем, что они имели отношение к обуви бандитов. Любой житель подъезда мужского пола, решивший срезать угол, мог их оставить. Всю первую неделю оперслужбы шарили наощупь в потемках. Следователь УРОПД Самандаров, принявший дело к своему производству, заявил сначала запальчиво, что он в два счёта, из кабинета не выходя, вычислит наводчика. Слишком личной была наживка про Харьков, про больную мать, на которую купили Снегирёва. По логике вещей, знать об этом мог небольшой круг знакомых главного инженера УТТ. Самандаров стал вычерчивать схемы связей потерпевшего. Но чем больше времени он просиживал со Снегирёвым, тем больше оказывалось посвященных. …С одним дальнобойщиком, периодически мотавшимся на Украину, Снегирев посылал матери посылки… С менеджером управления ездил в командировку в Харьков за комплектующими, останавливались они, разумеется у родни… Ещё имелось трое земляков… Плюсом – семеро друзей-приятелей, вхожих в дом, не раз листавших за столом семейные альбомы…

В троллейбусном управлении у главного инженера было прозвище «Хохол», несмотря на то что по крови и по паспорту он был чистокровным русаком. Он даже мягкое фрикативное «хгэ» своё за долгие годы жизни в среднерусской полосе утратил.

Список тех, кто мог знать про больную мать, получился немаленький, из семнадцати фигурантов. Фактически те же самые люди знали или догадывались, – что в этой ситуации почти одно и тоже, – про намерение Снегирева в ближайшее время взять «иномарку». Коли он, завзятый автолюбитель, который даже в магазин за хлебом пешком сроду не ходил, и «Ниву» свою продал, и к нескольким «иномаркам» уже приценивался.

Намереваясь приобрести годом выпуска попозже, с пробегом покороче, а ценою подешевле…

– Одно слово – хохол! – выразительно разводил руками говорливый механик троллейбусного депо Перов Николай Иванович.

Один из семнадцати попавших в схему упёртого следователя Самандарова. А у каждого фигуранта, в свою очередь, имелись родственники, знакомые, соседи… снежный ком! Информашка о намерении Снегирева купить машину могла быть передана не со злым умыслом, а в виде трёпа или необязательной приятельской беседы. В равной степени и в виде завистливых пересудов…

В течение недели Самандаров качественно допросил тридцать пять человек. Отчаянный треск пишущей машинки из его кабинета смолкал не раньше десяти-одиннадцати вечера. Воспалившиеся глаза Самандарова слезились. От обилия информации, распухавшей, как каша в немецкой сказке про волшебный горшочек, чугунели извилины, чернело серое вещество.

Просыпаясь среди ночи, Рафа с ужасом вспоминал про сроки по другим заброшенным с этим разбоем делам, про Рога, которым тоже нужно было заниматься кровь из носу. Заснуть, как правило, после этого следователю больше не удавалось.