В понедельник дела не делаются

Хлопнула входная дверь, вошёл мужик, прикинутый в старый танковый комбез. Глаза его под набрякшими веками, рыская, наткнулись на новый предмет в захламленной каптёрке – на Рязанцева, узрели наручник, скрепивший крепкого парня в кожаной жилетке с Беликовым.

– Чё за дела, на? – грубым голосом спросил танкист, в груди его при этом сипло заклокотало. – Серёнька, чё, на, за дела?

– Уголовный розыск, дядя, – свободной рукой Андрейка, расстегнув молнию, вытащил из кармана жилетки удостоверение.

– Ну и чего? – Мужик с дороги не уходил. – Так-ту нельзя забирать, я законы знаю. Не тридцать седьмой год, на!

Серёнька покамест не самостоятельный работник, он этот, как его… ученик… Наставнику надо доложиться… Который за его в ответе, на…

– А кто у него наставник?

Мужик могуче зашмыгнул губчатым фиолетовым носярой.

– Я-а-а…

– Глянь, наставник, чего твой ученик точит в рабочее время! – Рязанцев утащил Беликова за браслет в сторону.

Открыв мужику вид на тиски, в которых была зажата заготовка ножа. Наставник смутился, поскреб корявой лапой заросшую шею, пропустил опера с задержанным, поругиваясь при этом вполголоса.

До троллейбуса добрались без приключений, Беликов шёл покорно, на публику не играл. У обоих на скрепленных руках были приспущены рукава, наручников со стороны не видно было. Как бы просто идут парни рядком, один рослый, плечистый, другой – поменьше калибром, стриженый по молодёжной моде.

В троллейбусе до Рязанцева докопалась кондукторша. Болезненного вида, на птицу похожая женщина в великоватой ей голубой форменной куртке начала требовать с Беликова билет.

С первых слов стала орать, явная психопатка.

– А меня не колышет! Знаю ваши штучки! Берите, мужчина, на него билет!

Андрейка взял бы билет этот чёртов, лишь бы отвязалась, но как на грех он, как Буратино, забыл дома свой толстый кошелёк.

Ни копейки в карманах!

– Я вам русским языком говорю: я доставляю в милицию задержанного, – пытался объяснить.

– Задержанных возить у вас машины есть! – форсировала голос кондукторша. – Давайте, берите на дружка вашего билет, мужчина! Что вам, трёх рублей жалко?!

Пассажиры подтянулись к задней площадке, интересно им, концерт бесплатный. Не признаваться же Рязанцеву прилюдно, что он пустой, как барабан.

– У тебя мелочь есть? – быстро спросил опер у «дружка своего» Белика.

Тот помотал реперовским чубчиком.

– Не-а, в куртке остались. А куртка – в раздевалке.

Андрейка сцепил зубы, исподлобья уставился на кондукторшу. С той, однако, такие штуки не проходили.

– Что ты меня гипнотизируешь?! – заорала она. – Плати за проезд! Троллейбус дальше не пойдёт, пока не заплатишь! Клава, останови машину!

Ход был тактически грамотный, кондукторша мгновенно заполучила в союзники всех пассажиров; Рязанцев с позором покидал салон. Бортовой номер машины он запомнил. Сорок второй.

«Ещё разберёмся!» – кипятился, понимая, что вряд ли сможет выкроить для разбирательств время.

В результате в управу они добрались в двенадцать часов, под обед.

На воротах остановились, пропуская чёрную «Волгу» заместителя начальника управления по кадрам полковника Коростылёва. Полковник с сурово сведёнными к переносице бровями ехал к домашним щам. Или к наваристому борщу.

– Чего как долго? – с укоризной спросил Маштаков.

За два часа он полностью пришёл в себя, стал энергичным, приобрёл живой блеск в глазах.

– Потом расскажу… – Андрейка возился с замком наручных браслетов, никак открыть не мог. – Как у тебя?

– У меня – по масти, – осклабился Маштаков и сильно, с хрустом потянулся. – Помыкалов полный расклад дал. Девять грабежей. Четыре? – Проверяя себя, он заглянул в исписанный листочек. – Ага, четыре кражи из подвалов… Майка какая на тебе, Белик?

Старший опер подошёл к парню, расстегнул у него на груди спецовку, двумя пальцами защипнул старую, в прошлом – чёрную футболку.

– Не та! Та – фирменная, «Рибок»! Где, Белик, майка «Рибок», которую в центре на Ленина с парня сняли? Приглянулась она тебе… ты ее потом от кровушки отстирал и носил… где она?

Ну?! Видишь, мы всё знаем! Да присаживайся ты, в ногах правды нет! Где майка-то?

– До-ома, – обессилено выдохнул парень, опускаясь на стул.

– Эх ты! – Маштаков потрепал его по стриженой макушке. – Куришь? Закуривай!

Рязанцев смотрел на напарника и старался угадать, действительно раскололся Димка Помыкалов или Николаич блефует. Но если блефует, как тогда про майку он в цвет попал? По камере Помыкалов за майку не говорил, Ленка тоже ничего такого не сообщала.

– С кем живёшь-то? – Маштаков поднёс Белику зажигалку.

– С баушкой и с матерью…

– Отца нет?

– Сиди-ит… – Беликов вытащил из потухшей сигареты палку, покрутил её в грязных пальцах, разминая. – А дайте ещё зажигалку…

– На! Бабушка сейчас дома?

– До-ома конечно, она на пенсии…

Маштаков движением бровей поднял Андрейку.

– Шуруй к Озерову. Скажи ему, чтоб на после обеда готовил постановление на обыск. Давай бегом, а то он умотает в столовку!

Рязанцев пошёл на второй этаж, который почти полностью занимало следственное управление.