В пору скошенных трав

Рассказ

Тропинка, вихляя между сугробами, приближалась к одинокому, совсем черному на меловом снегу дому. Несколько темных деревьев рогатились в выцветшем небе.

Сережа ступил в сугроб, добрел до двери. Постучал. Никто не откликнулся. Он вспомнил: мама сказала — не в дверь, а в окно надо входить… Вернулся и увидел, что тропка и ведет к окну, а не к двери, куда он пробирался по целине…

Постоял, не решаясь дотронуться до рамы — очень уж это странно и смешно — в дом через окно… За мутными стеклами мелькнуло лицо. Сережа не разобрал, чье… Створки громко расхлопнулись, вытолкнув клубок пара.

В окне — Ростислав Сергеевич (на плечи накинута шуба).

— Здравствуйте, молодой человек! — Добрые, несколько смущенные глаза под пенсне. — Не стесняйтесь, давайте руку.

Сережа помялся, прикинул высоту подоконника.

— Спасибо, я сам.

Забросил ногу в валенке. Ростислав Сергеевич притянул его за плечо.

Когда встал на пол, окно захлопнулось и охватил крепкий влажный запах коровника.

В полутьме у двери, ведущей в сени, угадывался коровий бок, и оттуда метнулся теленок. Неловко перебирая разлатыми ножками, он почти натолкнулся на Сережу.

— Тпрусь! Пошел, пошел! — Осадил его Ростислав Сергеевич и извинился за телячью бесцеремонность.

Через высокую двустворчатую дверь вошли в комнату. Запах коровника здесь был слабей. Яркое солнце через пыльные окна пыльным светом застилало большой рояль красного дерева, кожаный диван, письменный стол, фикусы в гнилых кадках, плоские до потолка шкафы с книгами…

От солнца все выглядело особенно резким и нелепым в своей запущенности. На рояле — помятый алюминиевый таз с отрубями для кур. Тут же стопа обтрепанных пожелтелых нот, старые газеты — все в брызгах отрубей…

На старинном потертом диване, подставив солнцу обмороженный гребешок, стоял большой петух. Курица сидела на ветке фикуса, другая что-то расклевывала в кадке.

Ростислав Сергеевич привычным жестом согнал петуха с дивана, и пригласил Сережу присесть. Увидел его растерянное лицо, понял, что все это, если со стороны смотреть, ужасно дико — и курица в цветке, и таз на «беккере».

Мягко улыбнулся все понимающей своей улыбкой.

— Кыш, кыш! — Растворил дверь. — Кыш! — Выгнал кур в кухню, туда же вынес таз и объяснил озабоченно: — Давеча приморозили гребешки — пришлось пустить в дом… Хотите раздеться? Можете сюда повесить, — указал на гвоздь в перегородке. — Но лучше пальто не снимайте, у нас плюс девять… — Поправил пенсне, улыбнулся виновато: — Надо бы печь затопить, да хозяйка с утра ушла на базар, а я поленился… Признаться, провалялся до сего времени, — он сконфуженно улыбнулся. — Да ничего, переживем как-нибудь, не замерзнем. Солнышко вон уже пригревает, дело к весне. — Посмотрел в окно, помолчал. — Ну-с, так значит, вы хотите заняться немецким языком… А какой изучали в прежней школе? Английский. Да, да, мне матушка ваша говорила, запамятовал, простите… — Он поправил пенсне — Что ж, все придется начинать, как говорится, ab ovo — с азов. Кстати, в нашей школе собирались ввести английский, да за неимением учителя отказались… А я больше склонен к французскому. Пытался даже агитировать, но не смог убедить начальство…

Ростислав Сергеевич отошел к письменному столу, перебрал книжки.

— Итак, пятый класс: «Anna und Marta baden». Но прежде вам следует выучить алфавит — вот здесь, в начале.

Присел рядом с Сережей на диван.

Лицо мальчика — глаза, нос, лоб с едва заметными прыщиками — поразительным сходством напомнило Машеньку, ту давнюю Машеньку двадцать второго года…

Ростислав Сергеевич отвел взгляд и задумавшись сидел с раскрытым учебником в руках.

Сережа смотрел на страницу и ждал, когда учитель назовет буквы.

— Я не справился: как здоровье вашей матушки?

Сережа не сразу отвлекся от букв, которые уже называл про себя на английский лад…

— Ничего… — Ответил наконец. — У нее сегодня вечернее дежурство в больнице. Хотела пойти со мной, да побоялась мороза.

— И напрасно! — в голосе Ростислава Сергеевича сожаление. — Пройтись по морозцу с утра вовсе недурно…

И задумчиво постукивал пальцами по книге.

— Когда-то на этом рояле мы с ней играли в четыре руки… Ей было столько же, сколько сейчас вам… Итак, немецкий алфавит: A, B, C…

1

Ростислав Сергеевич закрыл окно и смотрел вслед Сереже, пока тот шел до поворота дороги.

Пронзительная весенняя грусть. Давным-давно не было этого чувства, оно забылось начисто. И вот вспыхнуло, и на миг он ощутил себя молодым, с тем молодым волнением, когда все впереди, все ждется и ничего еще не ясно, что ж впереди, и поэтому — волнение.

Стоя у индевелого окна, он вполне отчетливо услышал звуки рояля, дыхание Машеньки возле своего уха, колокольчики стада на дороге и теплый вечер, наплывающий запахами георгинов и парного молока.