В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора

В Нидерланды послали Томаса Хениджа, когда-то соперничавшего с Дадли за внимание королевы. Хениджу поручили передать графу, чтобы он немедленно отказался от назначения. Хенидж согласился не сразу, и Елизавета укорила его: «Боже! Что ждет того, кому разум отказывает в величайшей нужде? Делайте, что вам приказано, а свои соображения оставьте для собственных дел… Убеждена в вашей верности долгу, но я резко против такого детского поступка». Хениджу велели передать Дадли, чтобы тот подал в отставку. После того как Генеральные штаты выразили протест, Елизавету убедили оставить графа на его посту. Позже она нехотя согласилась, что «у него не было иных намерений, кроме службы нам… и не было иного выхода; он обязан был принять титул и сохранить тем самым власть».[918]

Несомненно, гнев Елизаветы, узнавшей о поступке Дадли, подпитывали сплетни о его жене. Якобы Леттис намерена присоединиться к мужу «с такой свитой из статс-дам и фрейлин и такими богатыми каретами, носилками и седлами, каких нет и у ее величества, и что там она устроит двор, значительно превосходящий двор ее величества здесь». Елизавета пришла в ярость: она «не потерпит других дворов в своем подчинении, кроме собственного».[919] На самом деле Леттис, скорее всего, не питала подобных намерений и «была сильно огорчена, узнав… о бурном негодовании при дворе».[920]

Глава 39 «Дело будет сделано»

Летом 1585 г. Джон Сэвидж, английский католик, вынужденный бежать в Реймс и ставший там наемником, задумал убить Елизавету. За его планами снова стоял Томас Морган, доверенное лицо Марии Стюарт в Париже. Еще в Англии Сэвидж познакомился с Гилбертом Гиффордом, молодым человеком из семьи стаффордширских католиков, который служил курьером – он передавал письма Марии Гийому де л’Обепину, барону де Шатонефу, новому французскому послу в Лондоне. Ни Морган, ни Мария, ни остальные католики не знали, что Гиффорд был двойным агентом, работавшим на Уолсингема. Он отступился от католицизма, но, будучи хорошо известен ссыльным католикам, внедрился в круг заговорщиков. Они ему доверяли.

В августе 1585 г. Сэвидж поехал в Англию, чтобы, как замышлялось, убить королеву, но, судя по всему, испугался и покушаться на жизнь Елизаветы не стал. На следующий год Джон Баллард, ссыльный католический священник, познакомил его с несколькими другими недовольными молодыми католиками. Среди них был и Энтони Бабингтон, двадцатипятилетний дворянин из Дербишира, который планировал освободить Марию Стюарт и убить «узурпаторшу» Елизавету, не дожидаясь скорой, как они надеялось, франко-испанской интервенции.[921] 11 августа Мендоса, сотрудник испанского посольства в Париже, сообщал Филиппу, что ему «рекомендовали четырех знатных англичан, имеющих доступ к королевскому двору; они более трех месяцев разрабатывают заговор с целью убийства».

В другой депеше Мендоса продолжал: «Наконец-то все четверо единодушно согласились с планом и поклялись довести его до конца. [Они] также [говорят], что сообщат мне, как только смогут, будет ли дело сделано с помощью яда или меча и в какое время, чтобы я мог написать об этом его величеству и умолять его поддержать их, когда дело будет сделано. Они не скажут об этом никому, кроме меня, кому они весьма обязаны и в чьей скромности они не сомневаются».[922]

Бабингтон был настолько уверен в их плане и оказался настолько хвастлив и тщеславен, что заказал групповой портрет заговорщиков, чтобы отметить будущий успех.

Бабингтон и его сообщники понятия не имели, что Уолсингем в курсе их планов и успешно внедрил двух своих агентов в самое сердце заговора. Его агенты перехватывали письма Марии Стюарт, которые провозили в пивных бочках, запечатанные в кожаные фляги. Все письма аккуратно вскрывали, расшифровывали, а затем возвращали на место. Елизавете сообщали о ходе расследования, ей даже показали портреты заговорщиков. Однажды в парке Ричмонда она заметила одного из них, ирландца по имени Роберт Барнуэлл; тот следил за ней. Елизавета спросила начальника стражи Хаттона: «Разве меня плохо охраняют, что ко мне допустили мужчину с мечом?» Однако она ни словом не обмолвилась о том, что узнала Барнуэлла, предпочитая не спешить и позволить заговорщикам загнать себя в ловушку.[923] Казалось, что опасность грозила Елизавете повсюду, даже во внутренних покоях. В конце июня испанский посол описал, как, «когда королева позавчера шла в церковь, как обычно, в полном величии, ее вдруг охватил приступ страха, который до такой степени овладел ею, что она тут же вернулась к себе, к огромному изумлению всех присутствующих».[924]