В начале июля Бабингтон написал Марии Стюарт, он во всех подробностях извещал ее о планах заговорщиков. К нему обратился Джон Баллард, сообщивший о великих приготовлениях правителей католических европейских стран «с целью выведения нашей страны из того крайнего и жалкого положения, в котором она так долго пребывала». Англию ждет вторжение, Марию освободят, а королеву Елизавету, «соперницу-узурпаторшу», убьют. Бабингтон подробно распространялся о том, как именно его сообщники убьют Елизавету: «Для того чтобы избавиться от узурпаторши, от повиновения которой нас освободила булла о ее отлучении от церкви, шесть благородных джентльменов, моих близких друзей, согласны ради любви к католическому делу и службы вашему величеству совершить трагическую казнь».[925]
Мария ответила Бабингтону через десять дней. Она старалась не оставлять собственноручных улик и потому продиктовала ответ одному из своих секретарей, который записал письмо шифром. Она высоко оценила пыл Бабингтона и «преданность католицизму» и ей лично и одобряла его усилия, направленные на предотвращение «замыслов наших врагов, стремящихся истребить в этой стране истинную веру и погубить нас всех». Мария советовала Бабингтону хорошо обдумать то, что он предложил, и во всем советоваться с Мендосой, послом Филиппа в Париже. Лишь однажды в письме она напрямую отозвалась о заговоре: «Какими средствами намерены действовать ваши шесть джентльменов?» Она велела Бабингтону «немедленно сжечь ее письмо» по прочтении.[926]
Ее ответ тоже перехватили, и через сутки Томас Фелиппес, агент Уолсингема, расшифровал его и известил своего хозяина: «Ваша честь, вы будете довольны. Наконец-то в ваших руках ответ известной вам королевы Бабингтону, я получил его вчера». Он не сомневался в том, что письма достаточно для признания Марии виновной, и выражал надежду, что Бог вдохнет в Елизавету «героическую отвагу, с какой должно отстаивать Божье дело, ее личную безопасность и безопасность всей страны».[927]
В четверг 28 июля Фелиппес лично встретился с Уолсингемом в Гринвиче и показал ему оригинал письма. Они не знали, убедит ли письмо Марии Елизавету, и решили: чтобы королева не сомневалась, письмо следует подделать. К тексту Марии добавили постскриптум, написанный тем же шифром, каким пользовалась она. В приписке Мария якобы спрашивала имена сообщников: «[Буду] рада узнать имена и звания шести джентльменов, которые вызвались исполнить поручение, ибо, возможно, я сумею, взвесив все за и против, дать вам дальнейшие советы, которым вы последуете; а также время от времени справляться о том, как продвигаются ваши дела, и чтобы вы с тою же целью сообщали обо всем мне лично».[928]
Поддельная приписка должна была неопровержимо доказать связь Марии с заговорщиком и изменником Бабингтоном. Уолсингем и Фелиппес сильно рисковали: если бы подделка обнаружилась, на надеждах уличить Марию можно было ставить крест. Получив поддельное письмо, Бабингтон что-то заподозрил и сразу сжег его.
Тем временем Уолсингем наблюдал и выжидал. Джон Скадамор, пасынок Мэри Скадамор, камер-фрейлины королевы, стал личным секретарем Уолсингема. Его приставили следить за Бабингтоном. Решив, что Скадамор сочувствует заговорщикам, Бабингтон пригласил его на обед в местной таверне. За едой Скадамору принесли записку, которую Бабингтону удалось украдкой прочесть. В записке Скадамору приказывали арестовать его. Бабингтон встал, подошел к стойке, словно желая «расплатиться по счету», и, едва оказавшись вне поля зрения Джона Скадамора, бежал, оставив шапку и меч на спинке стула.[929]
Уолсингем приступил к решительным действиям. 2 августа издали воззвание, в котором призывали схватить участников заговора Бабингтона, в том числе Чидиока Тичборна, Джона Балларда и самого Бабингтона, чьи портреты развесили по всему Лондону и в других частях страны. Никому не позволялось покидать страну до тех пор, пока они не будут схвачены: «Недавно открылось, что указанные личности, уроженцы нашей страны, а именно Э. Б. [Энтони Бабингтон], Ч. Т. [Чидиок Тичборн] и другие главные зачинщики, на чьей совести злоумышление как против ее величества лично, так и призывы к возмущению порядка и изменению существующего строя насильственным путем, покинули собственные дома и перебегают с места на место, прячась и рыща, иногда в Лондоне и на его окраинах, а иногда в других местах в окрестностях столицы…»[930]
Допросили родственников и слуг заговорщиков, отряды патрулировали деревни и городки вблизи Лондона, в домах по всей столице проходили обыски.