9 марта наступила вторая годовщина казни графа Эссекса; печальные воспоминания усугубили «меланхолическое состояние» королевы. В тот же день анонимный корреспондент назвал Елизавету «бесконечно недовольной». Придворные обнаружили, что плохое настроение королевы заразительно, и Энтони Риверс писал, что «при дворе все в унынии».[1322]
Елизавета считала, что после смерти Эссекса «любовь к ней подданных значительно охладела».[1323]
Леди Арабелла Стюарт воспользовалась случаем и призвала всех, кто любил Эссекса, перейти на ее сторону, утверждая, что ее жизни угрожает та же фракция, которая покончила с графом.[1324] Как писал Скарамелли, «хорошо известно, что это неожиданное событие сильно огорчило королеву, ибо она неожиданно ушла в себя, она, которая всегда хотела жить весело – особенно в последние годы ее жизни». Далее он писал: «…она так хочет, чтобы слухи о начавшемся брожении в стране не распространялись за ее пределы, что запретила выпускать из портов людей и письма, хотя, поняв, что уже поздно, она отменила свой запрет».[1325] Еще в одном письме, посланном в Венецию, описывается, как «все только и думают о том, что с нами будет потом».[1326]Затем Елизавете как будто полегчало. 12 марта Роджер Мэннерс, граф Ратленд, писал брату: «…мы пережили трудное и тяжелое время из-за опасной болезни королевы, но теперь у нас зародилась надежда, потому что вчера ей стало немного лучше».[1327]
Через три дня Уильям Кэмден отметил, что «бессонница ее величества теперь прошла, хотя бессонница в сочетании с воспалением в груди и ее упрямым нежеланием принимать лекарство в ее преклонные годы более чем ужасали всех нас».[1328] Венецианский посол во Франции, Мартин Кавали, писал, что «королева Англии страдает воспалением и опухолью горла, обусловленными тем, что она засиживается допоздна. Ложась спать, она предчувствовала беду, что в первый день совершенно лишило ее аппетита, а на второй – сна; на протяжении двух дней она ничего не ела, однако отказывалась принимать лекарства. Она увидела на столе розовую воду и коринку и поела немного. После того как ей протерли лоб, она заснула. Когда она проснулась, нарыв у нее в горле прорвался, и ее камеристки встревожились, боясь, что кровь задушит ее или лопнет кровеносный сосуд».[1329]В депеше от 14 марта де Бомон подробно описывает, как «королеве три дня назад стало плохо; она долго лежала в холодном поту и ничего не говорила. Незадолго до того она сказала: «Я больше не хочу жить, но желаю умереть». Вчера и позавчера она начала спать и почувствовала себя лучше, испытав большое облегчение после того, как у нее прорвался небольшой нарыв в горле. Она не принимает никаких лекарств, а в постели пролежала всего два дня; до того она ни за что не желала лежать, из страха (как полагают некоторые) пророчества, согласно которому она умрет в постели. Кроме того, говорят, что она уже не в себе; однако это заблуждение; она лишь временами говорит немного бессвязно».[1330]
За состоянием Елизаветы внимательно следили во всех странах Европы. 15 марта Ноэль де Карон, голландский посол, подробно описал посланнику Генеральных штатов в Париж «отток крови» в горле королевы, после чего она «была похожа на покойницу».[1331]
Но де Карон заверил посланника, что, хотя Елизавета проболела две недели и «10 или 12 дней не спала», она начинает выздоравливать: «Последние три или четыре ночи она спит по четыре-пять часов; кроме того, она начинает есть и пить».[1332] Когда Роберт Сесил и Джон Уитгифт, архиепископ Кентерберийский, упав на колени, просили Елизавету есть и принимать лекарства, по сообщению де Карона, «она за то разгневалась на них и сказала, что сама лучше знает свою силу и сложение, чем они, и что она не в такой опасности, как они вообразили».[1333]Через несколько дней ее состояние заметно ухудшилось. 18 марта секретарь Сесила писал: «Она очень больна, из-за чего членов [Тайного] совета вызвали в Ричмонд».[1334]
Вызвали и королевских музыкантов, потому что, как считал де Бомон, «она хочет умереть весело, как и жила». Он ярко описал подробности ее состояния: «Королева уже очень истощена, и иногда, по два или три дня кряду, не произносит ни слова. Последние два дня она почти всегда держит палец во рту и сидит на подушках, не вставая и не ложась, с открытыми глазами и взглядом устремленным на пол. Ее долгая бессонница и отказ от еды истощили ее и без того слабое и изнуренное тело, вызвали жар в желудке, а также пересыхание всех жизненных соков в течение последних десяти или двенадцати дней».[1335]