В постели со Снежной Королевой

— Что? — Тот, выписав «восьмерку», подъехал ближе.

— Этот твой Никита с юности такой правильный? В смысле — он и тогда всех разоблачал?

— Нет… — засмеялся Роман. Он подал Алене руку, и они снова покатились рядом. — Тогда он просто мечтал о карьере журналиста.

— Почему именно — журналиста?

— Потому что не хотел быть обычным инженером или там экономистом… Нет, в этих областях деятельности тоже можно многого добиться, но Никита хотел всего и сразу! — добродушно пояснил Роман. — Честолюбие — это ведь нормальная вещь!

— Я не спорю.

— Никита мечтал, чтобы о нем узнали все. Мог, между прочим, пойти в актеры (родители его были из актерской среды) — у него внешность характерная и талант, говорят, имелся… Но счел эту профессию недостойной мужчины. В конце концов он добился того, что его все знают и без всякого лицедейства… Господи, сколько раз ему угрожали, сколько раз пытались убить, избить, поджечь его жилье, машину, закрыть его передачу — но Никита непотопляем. Вот он, настоящий мужчина! Теперь это уже не честолюбие, это… я даже не знаю, как это назвать! Любовь к правде? Любовь к Родине?..

«Может быть, я чересчур старомодна и напрасно считаю Ратманова подлецом? — мелькнуло у Алены в голове. — И на самом деле ничего особенно ужасного не было в том, что он поступил с другом подобным образом?.. Нет, он поступил скверно и сам это знает — иначе не просил бы меня ничего не рассказывать Роме, иначе бы не перепугался так, когда увидел мой номер на своем определителе!»

Алена решила потихоньку сменить тему разговора.

— На свете очень много честолюбивых людей, — сказала она. — Я сейчас не о Ратманове говорю, а вообще… Люди хотят славы.

— И денег, — тут же добавил Селетин, усмехнувшись. — Денег хотят даже больше…

— Опять же для того, чтобы с их помощью почувствовать себя особенной личностью, — возразила Алена. — Чтобы получить в обмен на них не ширпотреб, а эксклюзив! То, чего у других нет. Но я и не о деньгах тоже, а о желании многих выбиться в Наполеоны. Когда человеку говорят: «Ты — избранный!» — он абсолютно счастлив. Ну как же, я избранный…

Селетин захохотал.

— Интересная мысль! Что-то в этом есть…

— Нет, правда! — оживленно продолжила Алена, скользя по исчерканному коньками льду. — Мало кто хочет чувствовать себя винтиком или болтиком. Одним из миллионов и миллиардов подобных… Кто родился, жил и умер — просто так.

— А если не просто, а если для того, чтобы родить кого-то — того, кто и дальше продолжит эту жизнь на земле?

— Этим утешают себя женщины… Поэтому они реже страдают от честолюбия, они видят смысл в материнстве.

— А ты — видишь? — тихо спросил Селетин.

— Вижу… Может быть, и забросила свою карьеру именно потому, что не могла найти в ней смысла, — неохотно призналась она. — Мне не хватало чего-то очень важного…

Он посмотрел на нее с такой нежностью, что Алене даже стало неловко, и она отвернулась. «Господи, как они могли поступить с ним так… Это несправедливо!»

Селетин помолчал немного, а потом произнес с каким-то странным, отстраненным выражением:

— Ты скорее теперь исключение из правил. Нынешние женщины, знаешь ли, хотят чувствовать себя особами избранными, не прибегая к материнству… Вот Вика, например, решила пренебречь своей способностью к деторождению.

Алена вздрогнула и сбилась с шага. Резко развернувшись на коньках, она остановилась перед Селетиным.

— Ромка… Ты уверен, что должен мне об этом рассказывать?

— Не знаю, — пожал он плечами. — Но мне кажется, что человек ничем не должен жертвовать — ни семьей ради карьеры, ли карьерой ради семьи. Раз уж мы вместе, то делай что хочешь — я тебе говорил об этом.

— А что ты хочешь? — спросила Алена, обнимая его.

— Я хочу, чтобы ты была счастлива со мной, — просто ответил Селетин.

— Ромка…

— Что?

— А Вика — была счастлива? — спросила Алена. И зажмурилась.

— Нет.

— Почему?

— Потому что она считала себя особенной, — без всякого выражения произнес Роман. — Нет, конечно, каждый человек — уникален, и плохо, когда у него совсем нет никаких притязаний… Но беда Вики была в том, что она упорно считала себя особенной, не имея никаких талантов. Ты знаешь, что это такое — быть Наполеоном без войска? Эйнштейном, не знающим физики? Достоевским, не придумавшим ни строчки?.. Менделеевым, не имеющим понятия о химических законах?..

— О чем ты? — растерянно спросила Алена.

— О том, что Вика чувствовала себя необыкновенной личностью, но вместе с тем у нее не было никаких талантов

— Мания величия?

— Нет, что ты… Скорее тоска от собственного несовершенства. Мне кажется, во многом была виновата ее мать, Лариса Викторовна. Сама она ничего собой не представляла, но в семье был культ отца, Андрея Бенедиктовича, действительно талантливого хореографа. Культ самого рода Макаровых. О, я помню, сколько было разговоров о семейном склепе, как им гордились! Знаешь, как моя дражайшая теща его называла?

— Как? — завороженно спросила Алена.