Читаем В преддверии глобальной катастрофы полностью

Однако этот переезд наложил свой отпечаток на репертуар нашего запевалы. В его репертуаре была патриотическая песня «Бородино» по Лермонтову – наша гордость: «Скажи-ка дядя ведь не даром Москва спале-е-е (Москва спале-) нная пожаром…». Один куплет этой песни мы чуть-чуть переделали после этого марш-броска, да простит нас Михаил Юрьевич за такую вольность.

И только небо за-асветилосьВсе с шумом вдруг(все с шумом вдруг) зашевелилосьНа БА– (на БАВе) на втором.Наш старшина рожден был хватом,И то не смог(и то не смог) бороться с матом,Произносимым тем солдатом,Что спал в углу сыром.(в скобках вторые голоса)

При исполнении этого куплета в дальнейших наших походах старшина настораживался, но уловить суть изменений не мог и поэтому смирился. Даже БАВ его не смущал. Он только бормотал: «Откуда в старинной песне взялся старшина».

«Небо засветилось» с помощью ракет, так как прибыли мы к водной преграде еще до рассвета, и это привело к совершенно непредсказуемым результатам. Был в нашей роте курсант Абраша Марксман – добродушнейший человек с многообещающей фамилией

(Марксман – по английски меткий стрелок, что-то вроде снайпера). Он был очень эрудированным человеком, ставшим впоследствии отличным архитектуроведом. Но личностью он был сугубо партикулярной, слабо воспринимающей романтику лагерной военной жизни «под шатрами». Таких бывалые вояки определяют сразу. Опыт с подобными солдатами у нас был, и опыт довольно печальный.

Как правило, мы тренировались на бросок гранаты с деревянными болванками, имитирующими гранату. Но одно задание, более приближенное к боевой обстановке, заключалось в том, что все отделение сидело в окопе, а один из нас должен был бросить на приближающегося противника боевую гранату по всем правилам, выдернув чеку, чтобы она разорвалась где-то на расстоянии. Бросить гранату предложили одному из наших сугубо гражданских ребят – Боре. Дело-то, вообщем, безопасное: все сидят в окопе пригнувшись, а граната разрывается так, что мы даже ее не видим. Однако лихой пехотинец Боря выдернул чеку и то ли от волнения, то ли от неумения бросил ее так, что она ударилась тут же о бруствер и покатилась назад в окоп, прямо к нам. Бывалый старшина успел выбросить ее назад, она взорвалась в воздухе, а мы потом два дня заикались.

Учитывая этот печальный опыт, полковник Чукарев решил не рисковать и попросил Абрашу быть во время переправы при нем, никуда не отходя – кто его знает, а вдруг рядовой Марксман потеряется или утонет. Он переправился вместе с бравым Абрашей на другой берег заранее, и чтобы как-то приобщить Абрашу к нашим военным действиям, дал ему ракетницу и приказал:

– По моей команде «Огонь!» выстрелишь из ракетницы, дав сигнал к переправе.

Абраша стоял недалеко от Чукарева в позе Наполеона, вооруженный ракетницей, обуреваемый чувством гордости за такое ответственное поручение. Шутка ли, он командует переправой. И когда, наконец, прозвучала команда «Огонь!», Абраша, преисполненный боевого рвения, повернулся на голос командира и выстрелил. Ракета воткнулась полковнику Чукареву в щеку, зашипела и задымилась. Опять спас положение все тот же многоопытный старшина. Он выдернул ракету и она взорвалась в воздухе, обозначив таким трагическим путем начало нашей переправы. Полковника срочно отправили в санчасть, и он в результате получил памятный шрам на лице на всю жизнь. Природа Абрашиной фамилии прояснилась.

Наш заведующий военной кафедрой генерал-майор Савич не принимал участия в лагерных сборах. Очевидно не позволяла субординация. Ведь сам начальник сборов, на которые сьезжались все институты – полковник Агабабян, наводивший страх на всех студентов и заставивший одного из них проделать кросс с малоприятной ношей на саперной лопатке, был ниже его по званию. Зато лекции нашего генерала мы вспоминали с удовольствием.

Он появлялся в аудитории точно по окончании звонка, подходил к столу и хорошо поставленным командирским голосом произносил:

– Тэ-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-эрищи студенты! (фермато длилось около минуты, мы вскакивали). – Прошу садиться!

Читал он нам фортификацию. На одной из лекций он объявил:

– Сегодня будут практические занятия. Каждый из вас получит задание, посчитает и запроектирует либо мост, либо укрытие.

Тут же раздался ноющий голос из задних рядов:

– Как же можно и рассчитать и запроектировать объект за одну пару, всего за полтора…

Перейти на страницу:

Все книги серии Take It Easy, или Хроники лысого архитектора

Через Атлантику на эскалаторе
Через Атлантику на эскалаторе

Эта серия книг посвящается архитекторам и художникам – шестидесятникам. Удивительные приключения главного героя, его путешествия, встречи с крупнейшими архитекторами Украины, России, Франции, Японии, США. Тяготы эмиграции и проблемы русской коммьюнити Филадельфии. Жизнь архитектурно-художественной общественности Украины 60-80х годов и Филадельфии 90-2000х годов. Личные проблемы и творческие порывы, зачастую веселые и смешные, а иногда грустные, как сама жизнь. Архитектурные конкурсы на Украине и в Америке. Книгу украшают многочисленные смешные рисунки и оптимизм авторов. Серия состоит из 15 книг, связанных общими героями и общим сюжетом. Иллюстрации Александра Штейнберга.

Александр Штейнберг , Александр Яковлевич Штейнберг , Елена Аркадьевна Мищенко , Елена Мищенко

Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Проза прочее
…И рухнула академия
…И рухнула академия

Эта серия книг посвящается архитекторам и художникам – шестидесятникам. Удивительные приключения главного героя, его путешествия, встречи с крупнейшими архитекторами Украины, России, Франции, Японии, США. Тяготы эмиграции и проблемы русской коммьюнити Филадельфии. Жизнь архитектурно-художественной общественности Украины 60-80х годов и Филадельфии 90-2000х годов. Личные проблемы и творческие порывы, зачастую веселые и смешные, а иногда грустные, как сама жизнь. Архитектурные конкурсы на Украине и в Америке. Книгу украшают многочисленные смешные рисунки и оптимизм авторов. Серия состоит из 15 книг, связанных общими героями и общим сюжетом. Иллюстрации Александра Штейнберга.

Александр Штейнберг , Александр Яковлевич Штейнберг , Елена Аркадьевна Мищенко , Елена Мищенко

Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Проза прочее
Кавказская Одиссея и граф Николаевич
Кавказская Одиссея и граф Николаевич

Эта серия книг посвящается архитекторам и художникам – шестидесятникам. Удивительные приключения главного героя, его путешествия, встречи с крупнейшими архитекторами Украины, России, Франции, Японии, США. Тяготы эмиграции и проблемы русской коммьюнити Филадельфии. Жизнь архитектурно-художественной общественности Украины 60-80х годов и Филадельфии 90-2000х годов. Личные проблемы и творческие порывы, зачастую веселые и смешные, а иногда грустные, как сама жизнь. Архитектурные конкурсы на Украине и в Америке. Книгу украшают многочисленные смешные рисунки и оптимизм авторов. Серия состоит из 15 книг, связанных общими героями и общим сюжетом. Иллюстрации Александра Штейнберга.

Александр Штейнберг , Александр Яковлевич Штейнберг , Елена Аркадьевна Мищенко , Елена Мищенко

Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Проза прочее
Документы забытой памяти
Документы забытой памяти

Эта серия книг посвящается архитекторам и художникам – шестидесятникам. Удивительные приключения главного героя, его путешествия, встречи с крупнейшими архитекторами Украины, России, Франции, Японии, США. Тяготы эмиграции и проблемы русской коммьюнити Филадельфии. Жизнь архитектурно-художественной общественности Украины 60-80х годов и Филадельфии 90-2000х годов. Личные проблемы и творческие порывы, зачастую веселые и смешные, а иногда грустные, как сама жизнь. Архитектурные конкурсы на Украине и в Америке. Книгу украшают многочисленные смешные рисунки и оптимизм авторов. Серия состоит из 15 книг, связанных общими героями и общим сюжетом. Иллюстрации Александра Штейнберга.

Александр Штейнберг , Александр Яковлевич Штейнберг , Елена Аркадьевна Мищенко , Елена Мищенко

Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Проза прочее

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары
Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза