В прятки с «Прятками» (СИ)

После той ночи в бункере, она не делала попыток поговорить со мной или как-то показать, что на нее подействовало то, что там произошло. Мы говорим с ней, но наши разговоры больше касаются нашего нынешнего положения, больше, чем каких-то призрачных отношений. Кажется, это было единственно правильным в этой ситуации, но… Я никак не могу забыть тот внутренний свет, к которому я тянулся тогда, ночью. Этот свет неумолимо угасает в ней, с каждым новым убийством, с каждым днем, что мы проводим вместе, он выгорает в ней…

Каким-то внутренним сознанием я понимаю, что мог бы что-нибудь сделать для нее. Но я не вижу нашего будущего. Кто бы ни выиграл в этой войне, мы все равно уже проиграли. Мы предатели, изгои этого нового мира, мы нигде не угодны.

Один раз я чуть было не сорвался. Это неправильно, но ее близость все еще действует на меня. Когда она дотрагивается до меня, страшно хочется ее оттолкнуть, но при этом не меньше хочется прижать покрепче. Такая разрозненность не приносит ничего хорошего и приходится всего себя отдавать физическим нагрузкам, чтобы не думать больше ни о чем.

Во время тренировки по стрельбе, когда я показывал и помогал перезаряжать винтовку, она случайно или нарочно, прислонилась ко мне. Закрыла глаза. Глубоко вздохнула. Почему, зачем я отталкиваю ее? Если так вышло, что мы теперь повязаны, так, может, нам так и остаться вместе? Но как только я дал слабину… Опять потерял контроль.

Зверь. Он сейчас спокоен, спит, где-то в глубине сознания, но я чувствую его. Он не появлялся больше, последнее его появление было там, во время спарринга, а когда мне грозила опасность, он не вылез наружу. Если бы я только понимал, что происходит, наверное, я мог бы сказать что-то определенное…

Она остается со мной несмотря ни на что. После побоев, стрельбы, издевательств. Мы даже как-то научились общаться без обид, когда я говорю ей что-то едкое, она отвечает мне и меня это больше не бесит, как это было всегда. Она неплохой стрелок, хороший солдат. Годится, как бы сказал Шепард, мой первый командир на улицах Чикаго. А теперь, когда я знаю, что она дочь Сэма… Стараюсь не думать о ней, но получается плохо. В какой-то момент отчего-то стало казаться, что пока она рядом, зверь не появится вовсе, но, как оказалось, чем она ближе, тем сложнее мне сдерживаться, я могу причинить ей вред. Да у меня получилось обуздать эмоции, я ничего ей не сделал, но… все это слишком на грани. Я не знаю как и когда появляются эти приступы, а, значит, не могу ничего планировать. Если моделирование завершилось и это теперь навсегда…

— Эрик, бл*дь, ты уснул, что ли? — зашипела рация голосом Эшли, — смотри, у них там перестрелка! Могу снять парочку Вольников, но мне нужно твое добро, и патронов нет.

— Снимай, у меня в выкладке запасник есть. Его хватит, если что…

Черт, нельзя отвлекаться! А у Искренности разворачиваются настоящие военные действия. Мы с девицей, чертыхаясь через раз, видим, как «Вольники» прижимают бесстрашных, прорываются внутрь. Ну сколько мы снимем, патронов у нас не так много. Мы обычно считали, если один-два «Вольника» в день удавалось убрать, то охота прошла удачно! А их тут…

В этот момент, со стороны противоположного здания высыпали бойцы и стали окружать изгоев Сэма. Отлично Итон, все сделал как надо, я бы тоже устраивал засаду. Скорее всего, они знали, что Сэм приедет на… вот эти, так называемые, «агрессивные» переговоры и ждали их.

— Эрик, там…

— Вижу, все отлично. Давай, снимай сколько сможешь!

— В этом все и дело, Эрик. Я попала в одного, а он повалялся и встал…

— Херню не лепи! — отзываюсь раздраженно, и в этот момент очень удачно удалось зацепить Вольника. Выдох, выстрел, смертельная пилюля ушла по назначению. Изгой падает, как подкошенный, и я пристально смотрю на него в оптику. Валяется, как миленький, ублюдок. Я уже хотел перевести прицел дальше, когда объект зашевелился… и стал подниматься.

— Теперь видишь? Видишь?

— Да твою же мать… — только и удалось процедить, глядя, как «Вольник» поднимается, будто не ему сейчас прострелили грудину. Что у них за бронежилеты, что их не берет крупный калибр?

— Кажется мы тут бесполезны, — протянула Эшли, — надо уходить отсюда, некоторые уже озираться начинают.

— Надо Сэма дождаться. Он должен выйти, когда они расчистят вход.

— Эрик, их невозможно убить, мы только патроны тратим!

— В голову стреляй!

— Я попала в голову, они все равно поднимаются!

И тут я увидел… Парня, в одежде «Вольников», у которого не было полбашки, но при этом он двигался, и даже держал в руках автомат.

— Да что же за… — это значит у бойцов Итона нет шансов. Нет вообще никаких, ни одного. Бесстрашные валятся один за другим, а «Вольники» встают и прут на них, расстреливая всех подряд.

Сначала показалось, что все закончилось как-то очень быстро. У Итона почти не осталось бойцов, а тех, кто ранен или лишился оружия бесстрашные-предатели, с синими повязками на рукавах, арестовывают и сгоняют в драгстеры.