Затяжка, и наполнившие легкие вещества и смолы притупили обостренные чувства. Мир слегка закружился и погрузился в сизую дымку. Воздух плотный, очень влажный, отчего-то сознание концентрируется и фиксирует все эти незначительные детали, будто тянет время и отговаривает, отвлекает.
Вся эта железнодорожная развязка погрузилась во тьму и тишину. Кажется, что я здесь один, никого больше нет. Но они есть. Через два состава от нас, в нескольких спальных вагонах расположились изгои, бывшие бесстрашные. У меня за спиной, спокойно лежит ОНА, разметавшись на спальнике, в полной безмятежности. Девица не узнает, что будет дальше, глушитель медленно, но верно накручивается на ствол. Это все, что я могу сделать для нее, она заслужила легкой смерти.
«Легкой жизни я просил у Бога, легкой смерти надо бы просить…» — отчего-то всплыло в голове. Да, смерть бывает разной. Долгой, мучительной, жестокой. Быстрой, легкой, приятной. Признание того, что противник сильнее тебя — уже полпути к победе. А если этот противник еще и становится твоим союзником — это невероятная удача. Мы заключили со смертью пакт, и настало время платить по счетам.
Нет больше ничего. Ни ненависти, ни сожаления, ни сопливых улыбок или попыток сопротивляться. Все завершилось, и именно так, как и должно быть. Совесть, жалость… Да кому оно надо. У каждого свое предназначение, и как же здорово, что теперь не надо больше ни с чем бороться. Наконец-то нет этого постоянного сдерживания, этих метаний, способных свести с ума кого угодно. Быть одним целым приятно, что ни говори, и теперь… больше никаких раздумий. Машина для убийства, все как ты хотела Джени. Жаль, что ты не дожила до этого.
Легкие вдохнули последнюю порцию отравы, настала пора действовать. Полностью облачившись, проверив оружие и боеприпасы, я забрался в вагон и уставился на спящую девицу. Не могу сказать, что мне жаль, но мы были неплохой командой. Если бы не все эти обстоятельства, я, наверное, оставил бы ее в живых, она хороший напарник. Но в живых ее оставлять опасно. Нельзя. Неправильно.
Я не слышу выстрелов, только рваные хлопки, от которых ее тело дергается и расцвечивается бурыми кляксами. Это мой подарок тебе, мелкая. Ты не узнаешь, что тут произошло. Теперь уже точно не узнаешь. Это тебе такая своеобразная благодарность, что не дала сдохнуть, мы с тобой как никто знаем, что Бесстрашие не во фракции, а в крови. В моей крови оно тоже есть, так что…
Я подошел и положил ей пальцы на шею, проверяя пульс. Теплая, кровь еще пытается проложить себе путь и исполнить свою функцию, но… уже слишком поздно. Вагон наполнился запахом пороха и смерти, безжизненное тело раскинулось на импровизированном ложе. Пальцы спускаются ниже, ее кровь течет по рукам, теплая, густая… Что же в ней есть, что так нужно Сэму? Что ты, вообще, такое? Я не дам ему закончить начатое, пусть на х*й идет. А ты просто будешь спать. Ты ведь хотела отдохнуть, так? Ты такая мелкая и слабая, ты не предназначена для войны. Ты такое же чудовище, как и я, жертва эксперимента. И у нас только один путь.
Интересно наблюдать как из человека уходит жизнь, по капле выталкивается из тела, и вот только что был человек, а стала… просто медленно остывающая оболочка. Я отошел на шаг и прострелил ей голову на всякий случай. Чтоб наверняка. Теперь надо избавиться от остальных, хоть это и хлопотно.
Первый вагон, который попался мне на пути, был тот самый, в котором были Эдвард и Майра. Они оба тоже не успели ничего понять, им просто повезло. Остальные проснулись, конечно, от хлопков, кто-то попытался меня остановить, а я, на автомате перезаряжая оружие, только отмахиваюсь от таких навязчивых попыток. Скоро в вагоне не осталось больше живых. Те, кто выскочил и видел, что происходит, попытались сбежать, но их настигает автоматная очередь. Никого тут остаться не должно.
Когда все было кончено, я, не обращая внимания, что моя форма вся в чужой крови, поправил рюкзак и двинул в город. Путь неблизкий, и хорошо бы там оказаться хотя бы к обеду. От редких патрульных, что попадаются мне на пути, тоже избавляюсь безо всякого сожаления. Несколько раз эти ублюдки попали в бронежилет, но я почему-то не чувствую боли. Во всяком случае не так, как раньше. Прохожих на улицах почти не стало, все сидят по норам, боятся выйти лишний раз. Мне пофиг, я не стал бы разбираться, а Сэм… Меня это не касается, чего он хочет. Я должен его убить. Просто должен.
Смысл, рациональность, расчеты… Все ушло на второй план. Есть цель, что будет потом вообще неважно. Но одно могу сказать совершенно точно, никогда я не чувствовал себя более свободным. Все, что было в прошлом, растворилось, стерлось, не стало ничего. Я, будто рожденный заново, могу, наконец, жить для того, для чего я создан.