— Я купила запеканку в магазинчике Элвиса Пейтела. Ты там бывал? Такое название — я просто не могла не остановиться и не зайти. Иногда мне кажется, я должна была бы родиться в пятидесятые годы, потому что мне всегда нравились синие замшевые туфли.
— Барбара…
Она продолжала говорить с еще большей решимостью:
— Я несла ее на кухню, чтобы разогреть… И тут как раз с твоей мамой случился приступ. Я сначала никак не могла найти ингалятор. Поэтому весь дом кверху дном перевернула — можно подумать, что… — она на мгновение задумалась. Его лицо стало напряженным. Таким напряженным, что, наверное, другая, более опытная женщина, сумела бы понять за этим очень многое, но Барбара поняла лишь то, что она заплыла в воды более глубокие, чем предполагала раньше. Он произнес ее имя в третий раз, и она почувствовала, как горячая волна захлестнула ее грудь. Что, черт побери, может означать этот пристальный взгляд? А что может означать это «Барбара», сказанное так нежно, как она обычно произносила «мне еще топленых сливок». Она поспешила продолжить: — Во всяком случае, приступ у твоей мамы случился минут через десять, после того как я приехала. Так что разогреть свою запеканку я не успела.
— Значит, вы сейчас не прочь поужинать? — резонно заключил он. — Я бы тоже не прочь.
Он взял ее за локоть, и она поняла, что осторожным давлением своей руки он как бы направляет ее к ступенькам лестницы.
— Я хороший повар. И я привез с собой несколько бараньих котлет и сейчас их поджарю. Кроме того, у нас есть свежая брокколи и несколько очень приличных морковок.
Он остановился и посмотрел ей в лицо. В его взгляде читался какой-то вызов, и она не знала, как это понимать.
— Вы разрешите мне приготовить для вас, Барбара?
Может быть, «приготовить для вас» на современном жаргоне означает что-то еще, кроме основного значения, подумала она. Если так, то до нее это значение не дошло. По правде говоря, она была сейчас так голодна, что могла бы умять дикого кабана, поэтому решила, что если она позволит ему состряпать на скорую руку для нее ужин, это вряд ли повредит их деловым отношениям.
— О'кей, — кивнула она. И все-таки чувствовала, что не сможет принять от него ужин с чистой совестью, если не расскажет сначала обо всем, что произошло между ней и его матерью. Совершенно ясно, что он смотрит на нее как на спасительницу Коррин и, возможно, испытывает благодарность за ту роль, которую она сыграла в сегодняшней драме. И хотя правда, что она спасла Коррин, но правда и то, что она сыграла роль аллергена, спровоцировавшего ее приступ астмы. Он должен об этом знать. Тогда это будет по-честному. Барбара убрала его руку со своего локтя и начала:
— Робин, нам нужно кое о чем поговорить.
Он сразу же насторожился. Барбаре было знакомо это чувство. «Нам нужно поговорить» обычно не предвещает ничего хорошего, а в данном случае это может относиться к одному из двух: к их отношениям по работе или к их личным отношениям, если допустить, что таковые между ними существуют. Ей захотелось как-то успокоить его, но она была слишком неопытна в ведении таких разговоров между мужчиной и женщиной, чтобы сделать это и при том не выглядеть идиоткой. Поэтому она просто бухнула:
— Я сегодня разговаривала с Селией.
— С Селией? — похоже, это еще более насторожило его. — С Селией? Зачем? С какой стати?
Блестяще, подумала Барбара. Она всего лишь произнесла первую фразу, а он уже строит оборонительные укрепления.
— Я должна была поговорить с ней по делу…
— Какое отношение Селия имеет к делу?
— Как выяснилось, никакого, но я…
— Зачем же тогда с ней разговаривать?
— Робин, — Барбара дотронулась до его руки. — Дай мне сказать то, что я должна сказать, ладно?
Он выглядел смущенным, но кивнул, хотя и настойчиво повторил:
— Можем мы поговорить внизу? Пока я готовлю ужин.
— Нет. Я должна досказать тебе об этом сейчас. Потому что, может быть, после этого тебе расхочется готовить для меня ужин. Может быть, ты решишь, что тебе нужно уделить время Селии, чтобы исправить ваши с ней отношения.
Он растерянно смотрел на нее, но, не давая ему возможности задавать вопросы, Барбара быстро продолжила. Она рассказала ему о своих сегодняшних разговорах — сначала в банке с Селией, потом в «Небесном жаворонке» с его матерью. Он выслушал все до конца, помрачнев лицом вначале, выругавшись: «Черт!» — в середине и молча слушая в конце. Прождав тридцать секунд после окончания своего рассказа и не услышав от него замечаний, она продолжала:
— Так что, я думаю, будет лучше, если я уберусь отсюда после нашего ужина. Если у твоей мамы и у твоей девушки возникают какие-то мысли…
— Она не моя… — резко бросил он, но осекся, не закончив фразы. — Послушайте, давайте поговорим об этом внизу.
— Больше говорить не о чем. Давай уберем этот разгром, а потом я сложу свои вещи. Я с тобой поужинаю, но после мне нужно будет отсюда выметаться. Выбора нет.
Она опять присела на корточки и начала собирать рассыпавшиеся карточки и «деньги» от игры «Монополия», которые перемешались с флажками от старинной игры «Змеи и лестницы».