В присутствии врага

— То, что слышал. Этот мерзкий грязный таракан публикует статью. На первой странице. Завтра. Он думал, — при этих словах ее черты исказились от горечи. — Он, видишь ли, думал, что лучше сообщить мне заранее. Чтобы я подготовилась к встрече с другими журналистами.

Алекс посмотрел на телефон.

— Так это был Лаксфорд?

— Кто же еще? — Она подошла к комоду, выдвинула ящик. Его заклинило, и она со стоном рванула его на себя. Порывшись в нем, достала белье, комбинацию, колготки. Бросила их на кровать рядом с платьем. — Он с самого начала обращался со мной как с дурой. А сегодня он думает, что совсем меня прикончил. Но меня еще рано хоронить. Рано. И он об этом скоро узнает.

Алекс пытался составить из кусочков полученных сведений единое целое, но одного явно не хватало.

— Статью? — повторил он. — О тебе и о нем? В Блэкпуле?

— О, Господи! О какой еще статье может идти речь, Алекс? — она начала натягивать белье.

— Но Шарли…

— При чем тут Шарли? Дело не в Шарли. Как ты не можешь этого понять? Сейчас он заявляет, что похищен его несчастный сын, и похититель требует от него той же истории. Все так удачно складывается, — она подошла к кровати, сунула руки в платье-пальто, рывком подложила на место подплечники, застегнула золотые пуговицы.

Алекс ошеломленно смотрел на нее.

— Сын Лаксфорда? Похищен? Где? Когда?

— Какая разница? Лаксфорд где-нибудь его спрятал, а теперь использует так же, как собирался использовать похищение Шарлотты.

— Что же ты собираешься делать?

— А как ты думаешь, что я собираюсь делать? Я собираюсь его опередить.

— Как?

Она сунула ноги в туфли и в упор посмотрела на него.

— Я не уступила, когда он украл Шарлотту. Он собирается использовать это в свою пользу. Он хочет с помощью этой истории выставить меня варваром: Шарлотта исчезает, от него требуют статьи, я отказываюсь содействовать ему в этом, несмотря на его отчаянные мольбы. И, в противоположность моему варварству, — добродетели Лаксфорда: он собирается сделать для спасения своего сына то, чего я не сделала для своей дочери. Теперь ты понимаешь, наконец, что происходит, или я должна сказать это тебе по буквам? Он будет выглядеть как святой Христофор с младенцем Иисусом на плечах, а я — как Медея. Но только в том случае, если я ничего не сделаю, чтобы остановить его.

— Мы должны позвонить в Скотланд-Ярд, — Алекс рванулся к телефону. — Мы должны проверить, правда ли то, что он сказал. Действительно ли мальчика похитили…

— Его не похитили! И если мы позвоним в полицию, это нам ничего не даст. Потому что, можешь не сомневаться, на этот раз Лаксфорд продумал все, до последней детали. Он запрятал своего маленького монстра куда-нибудь подальше. Потом позвонил в полицию и разыграл комедию. И пока мы с тобой теряем время, болтая о том, на что он способен и почему, он уже написал историю, и она уже сходит с печатных станков и через семь часов появится на улицах. Если я не предприму каких-то шагов. Что я и намерена сделать. Ясно? Теперь ты все понял?

Алекс понял. Он понял это по жесткой линии ее подбородка, по напряженной спине и плечам, по неподвижному взгляду ее глаз. Он понял все. Но вот чего он не мог понять — что же мешало ему разобраться в этом раньше?

Он почувствовал себя брошенным на произвол судьбы. Необъятность пространства охватывала и поглощала его. Издалека он услышал свой голос:

— Куда ты собралась, Ив? Что ты хочешь делать?

— Хочу потребовать кое у кого возврата долгов, — она пошла в ванную и, как он мог видеть, быстро наложила косметику на лицо. Делала она это сейчас без своей обычной уверенной точности — просто прошлась по щекам румянами, макнула несколько раз тушью по ресницам и мазнула помадой по губам. Покончив с этим, провела щеткой по волосам и взяла с полки над раковиной очки — она всегда клала их туда перед сном.

Потом вернулась в спальню.

— Он допустил одну ошибку — кроме того, что случилось с Шарлоттой, — сказала она. — Он решил, что я бессильна. Решил, что я не найду, куда и когда мне пойти. Но он ошибается. И сможет убедиться в этом уже через несколько часов. Если выйдет по-моему — а можешь не сомневаться, так и будет — я добьюсь такого запрета, что он не сможет напечатать ни слова из этой истории, так же как и из любой другой, в ближайшие пятьдесят лет. Это будет его конец. Такой, какого он и заслуживает.

— Я понимаю, — проговорил Алекс и, хотя сознавал, что его вопрос не имеет смысла, отчаянное желание услышать от нее хоть что-то приближающееся к правде, заставило его спросить: — А как же Шарли?

— Что «как же Шарли»? Она мертва. Она стала жертвой этого заговора. И единственное, что в наших силах, это сделать так, чтобы ее смерть не стала напрасной. А иначе, если я не остановлю ее отца и не сделаю этого немедленно, так и получится.

— Ради себя самой, — проговорил Алекс. — Ради своей карьеры. Ради своего будущего. Но не ради Шарли.

— Да, правильно. Разумеется. Ради моего будущего. А ты чего ждал? Что я уползу в норку и буду делать то, что хочет от меня Лаксфорд, из-за того, что ее убили? Ты этого хотел?