В присутствии врага

Робин улыбнулся, и его улыбка как будто говорила, что они только что обменялись информацией о своем прошлом, и это еще одно доказательство их крепнущей дружбы. Если бы он знал правду о ее лишенной любовных радостей жизни, он бы смотрел на нее как на аномальное явление века, а не как на сообщницу по общему прошлому тисканья по углам, с разницей только в месте свиданий. Она ни с кем не жалась по углам в юности, а то, что у нее было уже взрослой, было так далеко запрятано в ее памяти, что она даже не помнила, с кем этот момент восторга ей пришлось испытать. Кто-то по имени Майкл? Или Мартин? А может, Мик? Она не могла вспомнить. Помнилось только в избытке дешевое вино, сигаретный дым, которого хватило бы, чтоб объявить экологическое бедствие в небольшом городке, оглушительная музыка — что-то вроде Джимми Хендрикса в ускоренном темпе — сейчас ей казалось, что, может быть, это был и настоящий Джимми Хендрикс, и ограниченное пространство на полу среди шести других пар, так же, как и они, занятых своими собственными моментами восторга. Да, радости двадцати лет уже не вернуть.

Она нырнула вслед за Робином под шаткую галерею, которая окружала мельницу на высоте второго этажа. Они прошли мимо двух стертых жерновов, лежавших на земле и покрывавшихся лишайником, и остановились перед аркообразной деревянной дверью. Робин уже начал открывать ее — поднял руки, чтобы надавить на доски, но Барбара остановила его. Она посветила на дверь фонариком и внимательно осмотрела старые доски сверху донизу, а затем направила луч на дверной засов, расположенный на уровне плеча. Он был латунным, новым и блестящим. Барбара почувствовала, как при виде этого, у нее засосало под ложечкой. Что это могло означать, если вспомнить о плачевном состоянии мельницы и дома, давно оставленных своими владельцами.

— Вот и я тоже подумал, — сказал Робин по поводу ее молчаливых размышлений. — Когда я это увидел, уже после того, как облазил все водяные мельницы, лесопилки и ветряные мельницы в округе, я подумал, надо бежать помочиться, а то надую прямо на месте. Там внутри еще не то увидите.

Барбара порылась в своей сумке и достала пару перчаток.

— У тебя есть? — спросила она.

— Вот эти, — ответил он и вытянул из кармана куртки скомканные рабочие перчатки. Когда руки у обоих были защищены, Барбара кивнула на дверь, Робин толкнул ее, и она распахнулась — сейчас засов не был закрыт. Они шагнули внутрь. Это было помещение с кирпичным полом и кирпичными стенами. Окон не было вовсе. В нем было холодно и сыро как в могиле и пахло плесенью, мышиным пометом и гнилыми фруктами.

Барбара поежилась от холода.

— Хотите мою куртку? — предложил Робин.

Она отказалась. Он присел на корточки и установил лампу на самое сильное освещение. Когда свет лампы разогнал темноту, нужда в фонарике Барбары отпала. Она выключила его и положила на штабель деревянных ящиков в дальнем конце небольшого круглого помещения. От этих ящиков исходил запах гниющих фруктов. Барбара оторвала одну из планок. Внутри лежало несколько десятков давно забытых здесь кем-то сгнивших яблок.

К этому примешивался другой, более слабый запах. Барбара попыталась определить, что это, и обнаружить источник, в то время как Робин отошел к узкой лестнице, ведущей к люку в потолке. Он присел на одну из ступенек и секунду наблюдал за Барбарой, потом сказал:

— Испражнения.

— Что?

— Другой запах. Это испражнения.

— Откуда он идет?

Робин кивнул на другую сторону ящиков.

— Я сначала решил, что кто-то собирался… — он пожал плечами и откашлялся, возможно, недовольный собой за то, что на какое-то мгновение утратил объективность. — Здесь нет туалета, Барбара. Только вот это.

«Это» оказалось желтым пластмассовым ведром. Внутри Барбара увидела маленькую жалкую кучку экскрементов в лужице жидкости, от которой шел едкий запах мочи.

Барбара выдохнула:

— Да, все правильно, — и принялась исследовать пол.

В центре, где один кирпич немного выступал над другими, она обнаружила кровь, а когда она, подняв голову от пятен на полу, взглянула на Робина, по его виду поняла, что он тоже это видел, когда был здесь в первый раз.

— Что еще? — спросила она.

— Ящики, — ответил он. — Вот, взгляните. С правой стороны. Третий снизу. Может, осветить получше?

Она взяла фонарик. И тогда увидела то, о чем он говорил. Клочок ткани из трех переплетенных волокон застрял между щепками у края одного из ящиков. Она наклонилась, поднесла фонарик ближе к ним. Из-за густой тени за ящиками она не могла их как следует разглядеть, поэтому, достав из своей сумки бумажную салфетку, подложила ее снизу для контраста. Волокна были зелеными, того же грязно-болотного оттенка, что и школьная форма Шарлотты.

Она почувствовала, как быстрее забилось сердце, но приказала себе не начинать считать цыплят раньше времени. После голубятни в Форде и гаража в Коуте ей не хотелось опять делать опрометчивые выводы. Она оглянулась на Робина.

— На пленке она говорила про майский шест, — сказала Барбара.

— Идите за мной. Захватите фонарик.