Он поднялся по лестнице и толкнул крышку люка на потолке. Когда Барбара поднялась вслед за ним, он протянул руку и втащил ее наверх в помещение на втором этаже мельницы.
Барбара огляделась вокруг, стараясь справиться с желанием чихнуть. Ее глаза слезились от неимоверного количества пыли, и она потерла их рукавом своей кофты.
— Я, наверное, попортил здесь кое-какие улики, — произнес Робин, и она посветила фонариком вдоль его руки и увидела следы ног: маленькие и большие, детские и взрослые — они перекрывали друг друга. В результате было невозможно сказать, один ребенок или десять, один взрослый или десять находились в комнате. — Я так заторопился, когда увидел волокна и кровь там, внизу, что рванул скорее сюда. Вспомнил про пол, когда было уже слишком поздно. Извините.
Барбара заметила, что половицы были настолько покороблены, что ни на одной из них не сохранилось по-настоящему четкого отпечатка. Было видно только, что это подошвы туфель, но их рисунок различить было невозможно.
— Не переживай, — сказала она, — вряд ли от них мог быть толк.
Она перевела луч фонарика с пола на круглую стену. Слева от люка располагалось единственное окно, заколоченное досками. Под ним лежала куча старых инструментов, подобных которым Барбара никогда раньше не видела. Одни, сделанные из металла, другие — из дерева. Это были старые инструменты для правки, объяснил Робин. Их использовали для притирки жерновов, расположенных еще этажом выше. Там и происходил размол зерна.
Рядом с инструментами лежали запыленные зубья, деревянный барабан и моток веревки. Кирпичная стена над ними была покрыта пятнами плесени, и сырость, казалось, пронизывала воздух. На высоте потолка над их головами нависало огромное колесо с зубцами. От пола через центр этого колеса и дальше, вероятно, до самого верха мельницы проходил толстый железный вал, шершавый от ржавчины.
— Майский шест Шарлотты, — догадалась Барбара, проведя лучом фонарика по всей длине вала.
— Вот и я об этом же самом подумал. Он называется главный вал. Вот, посмотрите.
Он взял ее за локоть и подвел прямо под большое зубчатое колесо. Положив свою руку поверх ее, державшей фонарик, он направил луч на зубья колеса. Барбара увидела, что на зубьях сохранилась пленка какого-то студенистого вещества, по виду напоминавшего застывший мед.
— Смазка, — сказал Робин. Убедившись, что она это увидела, он опустил ее руку и направил фонарик на то место, где главный вал упирался в пол. Тоже вещество покрывало место соединения. Когда Робин, присев на корточки, указал ей на нижний участок вала, Барбара увидела, что заставило его лететь во весь опор домой, чтобы увидеть ее, что заставило его махнуть рукой на многозначительный монолог матери о его будущей невесте. Это было важнее невесты — на старой осевой смазке у основания главного вала виднелись отпечатки пальцев. Это были детские отпечатки.
— Ну и ну, — пробормотала Барбара.
Робин поднялся. Его глаза напряженно вглядывались в ее лицо.
— Я думаю, пожалуй, у тебя получилось, Робин, — и впервые за весь день она почувствовала, что улыбается. — Черт возьми, Робин, ты взял и сделал это, дурачок.
Робин улыбнулся, но после такого комплимента выглядел несколько растерянным. И все же нетерпеливо спросил:
— Сделал, да? Вы так думаете?
— Убеждена. — Она сжала его руку выше запястья и позволила себе издать радостный клич: — Ну, погоди, Лондон, — торжествовала она. — Вот тебе! — Робин обрадовался ее веселью, она засмеялась вместе с ним и победно выбросила вперед сжатый кулак. Потом она приняла серьезный вид, заставив себя вернуться к своей роли руководителя группы. — Нужно будет направить парней из команды криминалистов. Сегодня же ночью.
— В третий раз за день? Боюсь, они этому не обрадуются, Барбара.
— Черт с ними. Я рада до смерти, вот что важно. А ты?
— Черт с ними, — согласился Робин.
Они спустились по лестнице. Под ней Барбара заметила скомканное синее одеяло. Она осмотрела его. Потом вытащила из-под лестницы. При этом что-то выпало из него и со стуком покатилось по кирпичному полу.
— Подожди-ка, — сказала она и наклонилась, разглядывая упавший предмет.
Он лежал в заполненной известковым раствором щели между двумя кирпичами. Оказалось — это маленькая фигурка ежика с бороздками на спинке и остроконечной мордочкой. Он был размером с треть ее ладони, как раз такой, чтобы удобно было держать в детской руке.
Барбара подняла его и показала Робину.
— Надо будет проверить, опознает ли его мать.
Она опять занялась одеялом. Как она заметила, грубая ткань была очень влажной, гораздо более влажной, чем это могло быть просто от сырости воздуха в помещении. И эта мысль о сырости, влаге, воде испортила ее приподнятое настроение, напомнив о том, как умерла Шарлотта Боуин. Это была деталь головоломки, оставшаяся неразгаданной.
Она обернулась к Робину.
— Вода.
— Что — вода?
— Ее утопили. Поблизости есть вода?
— Недалеко канал. И река тоже…