В присутствии врага

— До завтра нам нужно еще заняться nopalitos[26]. — А уже после коротко бросил ей: — В кабинете.

На единственном имевшемся в кабинете стуле сидела бухгалтерша. Она перебирала счета на столе, видимо, пытаясь разложить их в каком-то определенном порядке. Когда Алекс открыл дверь, она подняла голову.

— Могу поклясться, нас опять обсчитали в этой лавке в Смитфилде, Алекс. Нам нужно сменить поставщиков или что-то сделать…

Кажется, до нее вдруг дошло, что Ив стоит за спиной мужа. Она положила счет, о котором шла речь, и быстро оглядела кабинет, как бы ища, куда бы спрятаться.

Алекс сказал:

— Пять минут, Джил. Если не возражаешь.

— Я уже давно хотела выпить чашку чая, — ответила Джил и, встав из-за стола, поспешно проскользнула мимо них в коридор. Ив заметила, что она не посмотрела ей в глаза.

Алекс закрыл дверь. Ив предполагала, что он будет подавленным, смущенным, раскаивающимся, может быть, даже агрессивным. Но она не ожидала обнаружить на его лице выражение суровой скорби, придававшее резкость его чертам.

— Объясни свой поступок, — попросила она.

— Что бы ты хотела от меня услышать?

— Я не имею в виду какие-то конкретные слова. Но я хочу знать, что происходит. И почему. Думаю, хотя бы это ты обязан мне сказать.

— Значит, ты уже была дома.

— Разумеется, я была дома. А ты как думал? Может, ты ожидал, что репортеры сообщат мне о том, что мой муж от меня ушел. Как я понимаю, ты подгадал отъезд таким образом, чтобы все произошло у них на глазах?

— Основное я сделал вчера ночью. Оставшееся — сегодня утром. Репортеров тогда еще не было.

— Где ты теперь живешь?

— Это неважно.

— Неважно? Почему же? — она посмотрела в сторону двери, вспомнив выражение, промелькнувшее на лице бухгалтерши, когда та заметила ее за спиной Алекса. Что это было? Тревога? Смятение? Испуг, что застали на месте преступления? Что?

— Кто она?

Алекс устало закрыл глаза. И, казалось, ему было неимоверно трудно открыть их снова.

— Ты думаешь, причина в этом? Другая женщина?

— Я приехала сюда, чтобы понять, в чем дело.

— Это я вижу. Вот только не знаю, смогу ли я объяснить тебе. Нет, не так. Я могу объяснить. Я могу объяснять, объяснять и объяснять — хоть до завтрашнего утра, если ты этого хочешь.

— Хотя бы начни.

— Но конец моего объяснения станет его началом. Ты все равно не поймешь. Поэтому будет лучше для нас обоих разойтись, закончить это неудавшееся предприятие и избавить друг друга от дальнейших неприятностей.

— Ты хочешь развода. Я правильно поняла, это так? Нет, подожди. Не отвечай пока. Я должна убедиться, что понимаю, — она подошла к письменному столу, положила на него свою сумку и повернулась лицом к Стоуну. Он стоял все на том же месте, у двери. — Я только что пережила самую тяжелую неделю за всю свою жизнь, и это еще не все, впереди меня ждут новые трудности. Мне предложили уйти в отставку с поста младшего министра. Мне было предложено освободить мое место в парламенте к следующим выборам. Историю моей личной жизни поливают грязью все бульварные газеты страны. И ты требуешь развода.

Его рот приоткрылся для глубокого вдоха. Он посмотрел на нее, но в его взгляде не было и следа понимания или сочувствия. Он смотрел так, как будто перешел в другой мир, обитатели которого были совершенно иными, чем эта женщина, стоящая перед ним сейчас в его кабинете.

— Послушай себя, что ты говоришь… — устало выдохнул он. — Черт побери, Ив. Послушай хотя бы раз.

— Послушать что?

— Кто ты есть.

Его тон не был холодным, не был обреченным. Но в нем звучала какая-то покорность, какой она никогда раньше не слышала у него. Он говорил как человек, сделавший для себя вывод, но, если она правильно понимала, этот вывод ничего для него уже не значил. Она сложила руки на груди, охватив ладонями локти, впилась ногтями в кожу.

— Я прекрасно знаю, кто я. В настоящий момент я — корм для каждой бульварной газетенки в стране. Я объект всеобщего осмеяния. Я еще одна жертва журналистского бешенства, цель которого — сформировать общественное мнение и добиться изменений в правительстве. Но я также твоя жена. И как твоя жена, я хочу получить прямые ответы на мои вопросы. После шести лет супружеской жизни ты должен мне нечто большее, чем эти невразумительные замечания, Алекс. «Послушай, кто ты есть», — этого недостаточно. На основании такого ответа можно устроить только шумную семейную ссору. Во что все это и превратится, если ты не объяснишь как полагается. Я понятно излагаю?

— Ты всегда все понятно излагаешь, — ответил ее муж. — Это я всегда все путал, не видел того, что происходило у меня перед глазами, потому что не хотел видеть.

— Ты говоришь абсолютную ерунду.

— По-твоему. Я так и предполагал. До этой последней недели я бы и сам посчитал, что это ерунда. Вздор. Мусор. Дерьмо — выбирай, как тебе больше нравится. Но потом исчезла Шарли. И мне пришлось посмотреть на нашу жизнь другим и глазами. И чем больше я смотрел, тем более отвратительной мне казалась наша жизнь.

Ив оцепенела. Расстояние, разделявшее их, казалось, было заполнено не воздухом, а льдом.