В присутствии врага

Она сама перешла к сути их отношений, а это было не в ее духе, и Линли не мог решить, хорошо это или плохо. Обычно, чтобы найти выход из сложного положения, Хелен избирала не прямой путь. Но он понимал — в том, что сказал ей Сент-Джеймс, есть правда. Они не могут вечно продолжать так, как сейчас, когда один не решается связать себя официальными обязательствами, а другой готов скорее смириться с этой нерешительностью, чем получить отказ. Это нелепо. Их сковородка совсем не на огне. За последние полгода она даже не приблизилась к огню.

— Хелен, ты свободна в эти выходные? — спросил он.

— Я планировала позавтракать с мамой. А что, разве ты не будешь занят, дорогой?

— Может быть. Вероятно — буду. То есть определенно, буду занят, если мы еще не раскроем это дело.

— Тогда зачем спрашиваешь?

— Я подумал, может, мы поженимся. Разрешение[27] у нас есть. По-моему, давно пора им воспользоваться.

— Вот прямо так?

— Да, прямо так — в огонь.

— Но как же твоя семья? Как моя семья? Гости, церковь, прием?

— Так что ты скажешь насчет пожениться? — настаивал он.

Его голос звучал достаточно спокойно, но сердце трепетало. «Давай, дорогая, решайся. Забудь обо всей этой мишуре. Мы можем устроить все это позднее, если хочешь. Время сделать решительный прыжок».

Он почти физически ощущал, как она взвешивает возможные варианты, пытается заранее исследовать все последствия ее окончательного и публичного соединения своей жизни и его. Когда дело доходило до принятия решения, Хелен Клайд была самой медлительной женщиной, какую он знал. Ее двойственность и нерешительность бесили его, но он давно понял, что это неотъемлемая часть ее натуры. Она могла потратить четверть часа на то, чтобы решить, какие чулки надеть с утра, и еще двадцать минут на выбор подходящих сережек. Чему же удивляться, если она потратила последние полтора года, пытаясь решить, во-первых — выйдет ли она за него замуж или нет, и, во-вторых, если выйдет, то когда.

— Хелен, я понимаю, что это трудное решение. Оно пугает тебя. Я и сам испытываю сомнения. Но это естественно. Однажды приходит время, когда мужчина и женщина должны…

— Дорогой, я все это знаю, — рассудительно сказала она. — И необходимости в зажигательных речах, право же, нет.

— Нет? Но тогда, Бога ради, почему ты не скажешь…

— Что?

— Скажи — да. Скажи, что согласна, скажи что-нибудь, подай мне знак.

— Извини. Я не предполагала, что тебе нужен знак. Я просто обдумывала…

— О, Господи, что ты обдумывала?

— Самую главную деталь.

— То есть?

— Томми! Полагаю, ты знаешь это не хуже, чем знаешь меня: что мне надеть?

Он сказал, что ему все равно, что она наденет. Ему все равно, в чем она будет одета до конца их дней. Хоть в мешковине, если захочет. В джинсах, в акробатическом трико, в атласе и кружевах. Она рассмеялась и пообещала напомнить ему об этих словах:

— У меня как раз есть подходящие для мешковины аксессуары.

Вот после этого он понял, как проголодался. И пошел на пятый этаж, где в качестве дежурного блюда предлагался особый сэндвич с авокадо и креветками. Он взял себе один, добавил к этому яблоко и отнес все к себе в кабинет, установив яблоко на чашку с кофе. Он успел проглотить половину своего импровизированного обеда, когда в дверях появился Нката с листочком из блокнота в руке. Виду него был совершенно ошеломленный.

— Что случилось? — спросил Линли.

Нката провел рукой по шраму на щеке.

— Не знаю, что и думать, — сказал он и, позволив своему долговязому телу опуститься на стул, вновь уткнулся в листочек. — Я только что получил сообщение с участка на Вигмор-стрит. Они со вчерашнего дня занимались специальными констеблями. Помните?

— Специальными констеблями? И что с ними?

— Вы помните, что ни один из штатных полицейских не прогонял этого типа с Кросс-Киз-Клоуз?

— Джека Биарда? Помню. Мы тогда решили, что это сделал один из добровольцев с этого участка. Ты его нашел?

— Невозможно.

— Почему? У них непорядок с ведением журнала? Или сменился весь личный состав? Что случилось?

— Ни то и ни другое. Журнал у них в порядке. И работу добровольцев координирует тот же человек, что и раньше. За последнюю неделю ни один не ушел. И ни один не добавился.

— Тогда о чем ты мне толкуешь?

— О том, что Джека Биарда никакой специальный констебль не прогонял. И никто из штатных полицейских Вигмор-стрит — тоже, — он наклонился вперед на стуле, скомкал бумажку и выбросил ее в мусорную корзинку. — У меня такое впечатление, что Джека Биарда вообще никто не прогонял.