В присутствии врага

— Ради всего святого, Стоун, постарайтесь рассуждать здраво, — сказал Лаксфорд.

— Я и так рассуждаю здраво. Вы решили погубить мою жену и нашли для этого способ. А так же и подручных, готовых вам в этом помочь. А это, — отогнутым большим пальцем он обвел комнату, — это все — не больше чем декорации.

— Если вы так считаете, обратитесь в полицию, — сказал Сент-Джеймс.

— Конечно, — саркастически улыбнулся Стоун. — Вы нас поставили в такое положение, что это единственный выход. Но всем понятно, куда нас приведет обращение в полицию — прямехонько на страницы газет. Чего и добивается Лаксфорд. И все это — записки, кассета, отпечатки пальцев — не что иное, как часть сценария, написанного Лаксфордом. Но мы с Ив не намерены быть участниками этого балагана.

— Несмотря на то, что на карту поставлена жизнь Шарлотты? — не выдержал Лаксфорд. — Боже милостивый, одумайтесь. Неужели вы не понимаете, что может случиться так, что какой-то маньяк убьет ее.

Стоун резко повернулся в его сторону. Лаксфорд мгновенно принял стойку для отражения нападения.

— Мистер Стоун, послушайте, — сказал Сент-Джеймс. — Если бы мистер Лаксфорд хотел сбить нас со следа, он не стал бы делать это, оставляя на обратной стороне крышки один-единственный четкий отпечаток. Он бы позаботился, чтобы магнитофон весь был покрыт отпечатками. Этот отпечаток на крышке, а также отпечатки на батарейках свидетельствуют о том, что похититель допустил одну простую ошибку. Он не стал покупать новые батарейки, когда решил записать обращение Шарлотты, а просто проверил, годятся ли еще старые, которые уже были вставлены в магнитофон. Забыв при этом, что вставляя их — как давно бы это ни было — он оставил на них свои отпечатки пальцев, как и на обратной стороне крышки — вот как это получилось. Все остальное он делал в перчатках; кроме того, тщательно протер магнитофон и кассету. И я готов спорить, что, когда мы проверим на наличие отпечатков также и письма похитителя — а это вполне возможно, хотя и займет у нас несколько больше времени, чем то, которым мы располагаем — обнаружатся только мои отпечатки, а также самого мистера Лаксфорда на его письме и только отпечатки вашей жены — на ее. Таким образом, это не дает вам ничего нового и только приведет к задержке. Что, в свою очередь, хотите вы это слышать или нет, подвергнет жизнь вашей приемной дочери большой опасности. Я не предлагаю вам убедить вашу жену позволить мистеру Лаксфорду опубликовать эту историю в своей газете. Я предлагаю вам убедить ее обратиться в полицию.

— Это одно и то же, — ответил Стоун.

Лаксфорд, по-видимому, потерял терпение.

— У меня было десять лет, чтобы уничтожить вашу жену, — сказал он, стукнув кулаком по столу. — Десять проклятых лет, в течение которых я бы мог шлепнуть ее физиономию на первых страницах двух газет и тем самым стереть ее в порошок. Но я не сделал этого. Вам не приходило в голову, почему?

— Время не подошло.

— Слушайте, что я вам скажу! Вы утверждаете, что знаете, кто я. Хорошо, будем считать, что вы знаете. Я человек, которому не знакомы угрызения совести. И мне не нужно ждать, когда подойдет время. Если бы я хотел опубликовать историю моих отношений с Ивелин, я бы сделал это без лишних колебаний. Я не испытываю уважения к ней. Ее политическая деятельность вызывает у меня отвращение. Я знаю, кто она такая на самом деле, и, можете не сомневаться, я бы с радостью показал это всем. Но я этого не сделал. У меня возникало время от времени такое желание, но я этого не сделал. Так пораскиньте мозгами, спросите себя, почему.

— Зачем вам было позорить себя, если можно было этого избежать?

— Тут дело не во мне.

— Неужели? В ком же?

— О, Господи. В моей дочери. Потому что она — моя дочь, — Лаксфорд помолчал, как бы выжидая, пока сказанное дойдет до сознания Стоуна. За эти несколько мгновений, пока Лаксфорд не заговорил снова, Сент-Джеймс заметил в Стоуне едва заметное изменение, немного опустились плечи, а пальцы сжимались так, будто он хочет схватить ими что-то ускользающее от него. — Если бы я нацелил свой удар против Ивелин, — сказал Лаксфорд более спокойным тоном, я бы в конечном счете попал в Шарлотту. Зачем мне подставлять под удар собственного ребенка? Зная, что она моя дочь. Я живу в мире, созданном мной самим, мистер Стоун. И, можете мне поверить, я отлично знаю, как публичное разоблачение Ивелин, отрикошетив от нее, ударило бы по девочке.

— Ив говорила то же самое, — сказал Стоун. Голос его звучал бесцветно. — Она и шага не сделает как раз потому, что хочет защитить Шарли.

По виду Лаксфорда можно было предположить, что он собирается оспорить этот пункт. Но вместо этого он сказал:

— Значит, вы должны убедить ее сделать этот шаг. Сделать хоть какой-то шаг. Это единственный выход.

Стоун опустил кулаки на крышку рабочего стола. Он передвигал их вперед и назад, наблюдая за этим движением.

— Я молю Бога, чтобы он подсказал мне, что делать, — бормотал он сам себе, не отводя глаз от своих рук.