В присутствии врага

Второе «не поеду» было громче и решительнее первого. Это был световой сигнал, предшествующий бомбардировке, предварительный выстрел в воздух, чтобы осветить местность для последующей бомбовой атаки.

Лаксфорд постарался сохранить спокойствие.

— Ты поедешь, Лео, — сказал он. — Решение принято, и дискутировать по этому поводу уже не имеет смысла. Это естественно, что ты испытываешь нежелание. Возможно, даже страх. Как я уже говорил, большинство людей встречают перемены в жизни с замиранием сердца. Но как только у тебя будет возможность привыкнуть…

— Нет, — повторил Лео. — Нет, нет, нет!

— Лео.

— Не поеду, — он с раздражением оттолкнул стул от стола и встал, намереваясь уйти.

— Поставь стул обратно.

— Я уже закончил.

— Но я не закончил. И пока тебе не разрешили…

— Мама!

Обращение к Фионе — и все, что из этого следовало относительно характера их отношений — красной молнией пронзило мозг Лаксфорда. Он протянул руку, схватил сына за запястье и подтащил обратно к столу.

— Будешь сидеть до тех пор, пока тебе не разрешат встать, ясно?

Лео вскрикнул.

— Дэнис, — не выдержала Фиона.

— А ты не вмешивайся, — бросил он ей.

— Мамочка!

— Дэнис. Отпусти его. Ты делаешь ему больно.

Слова Фионы сработали как сигнал к действию. Лео заплакал. Потом заревел. Потом зарыдал. И то, что началось как беседа за ужином, быстро переросло в шумную ссору, в результате которой визжащего, топающего ногами и стучащего кулаками Лео отнесли в его комнату и оставили там. Учитывая его трепетное отношение к своим вещам, он вряд ли мог сделать что-либо большее, чем биться головой о подушки кровати. Что, судя по всему, он и делал до изнеможения.

Лаксфорд и его жена закончили ужин в молчании. Они убрали на кухне. Потом Лаксфорд дочитал до конца «Санди Таймс», а Фиона использовала гаснущий свет сумерек, чтобы поработать в саду у пруда. И вернулась в дом не раньше половины десятого. Только тогда он услышал шум воды, льющейся из душа, пошел проверить Лео и нашел его спящим. И в тысяча первый раз принялся раздумывать, как ему преодолеть разлад в семье, не прибегая к диктату, то есть не действуя как единовластный глава семейства, каких он всегда презирал.

Фиона наливала себе в чашку молоко. Она всегда жаловалась на несуразно высокую цену, которую приходится платить за кофе «капуцино» — треть чашки «эспрессо» и две трети чашки молочной пены консистенции одуванчикового пуха, поэтому сейчас она делала себе кофе с молоком, а не «капуцино». Отмерив три столовые ложки взбитого молока для верха, она смешала его с корицей. Потом методично вынула из кофеварки фильтр и отнесла его в раковину, всем своим видом давая понять: я сказала все, что хотела, и обсуждать больше нечего.

Дурак бросился бы вперед. Человек более умудренный понял бы намек. Лаксфорд решил разыграть первый вариант.

— Фиона, Лео необходима перемена. Ему необходима среда, в которой к нему будут предъявляться более высокие требования. Ему нужна атмосфера, которая придаст ему немного твердости. Ему необходимо общение со сверстниками из хороших семей с приличной репутацией. Беверсток принесет ему только пользу. Как ты этого не понимаешь?

Она взяла в руки чашку кофе с молоком и сделала несколько глотков, потом промокнула маленькой квадратной салфеточкой следы пены над верхней губой, прислонилась к кухонному столу, не делая попыток найти более удобное место в доме для такого разговора, как непременно бы поступил он, и она это знала.

Держа чашку на уровне груди, она внимательно изучала белую, с крапинками корицы, пену. Потом, продолжая глядеть вниз на пену, сказала:

— Какой же ты лицемер. Ты всегда твердил о равноправии, не так ли? Ты даже дошел до того, что решился продемонстрировать эту свою широту взглядов, женившись на девушке низкого происхождения…

— Прекрати.

— …из южной части Лондона, дочери водопроводчика и горничной из отеля. Бог мой, с другого берега Темзы! Где люди говорят «уборная» вместо «туалет» и ни с кем не случается нервных приступов, и они даже не знают, почему этим приступам следует случаться. И как ты решился на такой мезальянс? Как такое могло произойти при твоей убежденности — и теперь это стало совершенно очевидно — что в действительности тебе необходимо совсем другое — общество людей из хороших семей с приличной репутацией? Или ты сделал это просто на спор?

— Фиона, мое решение по поводу Лео не имеет никакого отношения к классовым различиям.

— Но эти твои мерзкие закрытые школы имеют самое прямое отношение к классовости. Они имеют самое прямое отношение к знакомствам с соответствующими людьми, к установлению нужных связей, приобретению подобающего выговора, подобающей манеры одеваться, сидеть, заниматься спортом, выбирать профессию. И общаться с остальными себе подобными из узкого круга избранных. И Бог с ними, с теми, кто пытается пробиться в жизни, полагаясь лишь на свой талант и свои человеческие качества.