В промежутках между

Убедительная просьба восстановить историческое наименование города Ширвиндта в бывшей Восточной Пруссии (ныне поселок Кутузово) в связи с тем, что само слово «Ширвиндт» слишком любимо и дорого сердцу каждого русского человека.

Художественный руководитель Московского театра «Ленком»,

Народный депутат Верховного Совета СССР двух первых созывов

Захаров М. А. и еще 348 подписей

Я

Встречаемся с какими-то оставшимися друзьями, коллегами – их все меньше и меньше – и начинаем ощущать дикий дефицит близких. Как-то говорили об этом с Марком. Сидим на совещании. А с кем совещаться-то? Только друг с другом.

Правда, придумали коллективный разум. Что значит коллективный? Сваленный в одну кучу? Тогда получается огромная гора пустых звенящих черепов.

Я мечтаю совещаться с Марком как можно дольше. Для меня он непререкаемый авторитет. Авторитет завоевал сегодня другой смысл, а Марк авторитет во всех смыслах. Он интуитивно современен.

Владимир Зельдин

…Он уникален. Таких больше нет, таких больше, увы, не делают! Когда мы не общаемся с ним долгое время, нам чего-то не хватает в жизни. Чего-то важного и большого… Но стоит только увидеть его чуть усталое, всегда серьезное (снаружи) и такое родное лицо, сразу все встает на свои места. Всего этого никогда не скажешь ему, а на бумаге можно. Мы очень его любим!

Шура, Саша, Александр Анатольевич, будь с нами долго!

Пример наглядный у тебя перед глазами!

Твои верные друзья Иветта и Владимир Зельдин

Я

Увы, наглядность улетучилась. Сначала Володя. Через три месяца Иветта.

Куда бы я ни приходил, всегда почему-то оказывался старше юбиляра, за исключением разве что Владимира Михайловича Зельдина. Когда существуют старшие, еще что-то мерещится. Когда они уходят, мираж исчезает.

Уникальность Зельдина была даже не в этом счетчике, а в том, что он был абсолютно молодым. Когда готовили его 90-летие, вечер режиссировал Юлик Гусман. Была репетиция поздравлений. Нас всех собрали в малом зале Театра Российской армии. Владимир Михайлович порхал по сцене, сбегал в зал, кого-то вынимал, снова взлетал на сцену: «А потом я выйду и – сюда, а потом подойду туда…» Юлик идет за ним к сцене – и на приступочку влезть не может. Я ему говорю: «Юлик, твоя задача сейчас – дожить до юбилея Зельдина».

На 100-летии Зельдина в 2015 году я сказал: «Володя, ты погубил нашу биографию. Первый раз мы поздравляли тебя в Доме актера с твоим 50-летием. И с тех пор каждые пять лет мы тебя поздравляем. С завтрашнего дня мы начинаем готовиться к 2020 году. Мы почитали документы, и выяснилось, что 10 февраля 1915 года, в твой день рождения, был первый в истории России немецкий погром: в Москве грабили немецкие магазины. С 11-го числа все вернулось опять к евреям. Один случай – в честь рождения Зельдина».

Кстати, это факт, а не выдумка.

В Театре имени Моссовета работала очаровательная женщина и режиссер Инна Данкман. У ее предков был престижный шляпный магазин на Кузнецком Мосту. Во время немецкого погрома, о котором мы вспоминаем, казаки шли с хоругвями вниз по Кузнецкому. Вся семья Данкман стояла около своего магазина с транспарантом: «Евреи! Евреи!» Погромщики уважительно кланялись и шли дальше: «Не ваш день».

Между тем

Я дожил до такого возраста и состояния, когда страшные сны заманчивее и радужнее действительности.

В спектакле «Орнифль», в котором я играю, есть такой текст: «Господь отворачивается от людей старше 70 лет». Я старше 70 лет.

В Театре сатиры был, как мне кажется, милый спектакль «Кабала Святош». Но я снял его с репертуара. Потому что я играл Мольера, а его похоронили за кладбищенской стеной в 51 год. А играть 51-летнего, когда тебе 80, – стыдно. Хотя русский репертуарный театр славится тем, что замечательные актеры играли молодых до упора.

Преодоление старения – это такое кокетство с самим собой. Все время думаешь: «Ну, еще ничего, еще ничего».

До шестидесяти было ощущение, что обойдется. А потом как прорвало… Наступает какой-то инфантильный маразм.