В прыжке

– Когда папа был моложе, он был, что называется, подростком-преступником. Дедушка наверняка назвал бы его просто слегка диковатым. Но вообще-то он грабил людей и вламывался в магазины. Полиция до него не добралась, а большинство таких подростков останавливаются, только когда на пороге у них возникают полицейские. Однако папа все же одумался. Отчасти благодаря мне. После нашего знакомства он начал меняться. Я ему в открытую высказала, что терпеть подобное не стану. Он скопил немного денег – думаю, они перепали ему после грабежей – и основал свою фирму. Порвал со старыми дружками и принялся за работу – работал много и подолгу. Это правда. Твой отец… Таким уж он был.

Мама уставилась в столешницу.

– Но потом дела на фирме пошли хуже. Об этом я не знала, потому что он ничего не рассказывал. Но ему понадобились деньги.

– И что он сделал?

– Уж лучше бы он гашишем торговал – было бы умнее, чем то, что он придумал. Идея была на удивление глупая и опасная. Папа… он… ну да, он грабил других преступников. Тех, кто в случае ограбления не побежит в полицию. Поэтому тот человек пришел к нам в дом. Кто-то догадался, что грабежи – папиных рук дело. И пришел требовать свои деньги назад.

– Откуда ты все это знаешь?

Глаза у мамы заблестели, но она быстро взяла себя в руки.

– Потому что они явились и ко мне. Требовали денег. И плевать им, что папа мертв.

– Почему… Почему папа в ту ночь просто не взял и не отдал ему деньги?

– Чего не знаю, того не знаю. И это мы уже никогда не выясним. Но, по-моему, об этих деньгах ты знаешь больше меня.

Я сглотнул. Такое чувство, будто глотал я опилки.

– Да… Я кое-что нашел в гараже.

Мама выпустила мою руку и сделала то, чего я никак не ожидал, – погладила меня по голове.

– Мне нужны эти деньги, Дидрик.

– Что ты с ними сделаешь?

– Верну.

– Я кое-что уже потратил.

– Придется им с этим смириться.

– Почему ты хочешь их вернуть?

– Может, я и не права, но мне хочется, чтобы в нашей жизни этого больше не было. К тому же папу убили не эти бандиты.

– Знаю. Это я его убил.

– Нет, Дидрик, не ты. Папа сам себя убил. Это его затея, из-за него тот человек пришел к нам в дом. Ты лишь пытался нас спасти.

– Но я же…

– Знаю-знаю. Постарайся думать об этом пореже.

– Но у меня не получается!

– Хороший мой… Так нельзя…

Мама вдруг оказалась рядом. Я и не заметил, как она поднялась. Она крепко обняла меня. Мои глаза превратились в две громадные мокрые лужи.

– Когда мы вернемся домой, ты вернешься вместе с нами.

Кажется, я кивнул. Я совсем разучился управлять собственным телом. Кухня утонула в тумане. От мамы пахло мамой, этот запах был ее, и ничей больше.

– Значит… Мы домой вернемся?

– Мы там все поменяем. И мебель поставим новую. Если нам захочется, то и стены передвинем. Но мы непременно вернемся домой – это точно.

– Знаешь, в школу мне больше нельзя ходить, – хрипло проговорил я.

– Разберемся.

Туман слегка рассеялся. Мама перестала гладить меня по голове. Я вдохнул – глубоко-глубоко, чтобы внутри не осталось больше места.

– Мы… Разберемся? – повторил я.

– Не знаю.

Глава 34

Мы с дедом пили пиво. Да-да, это правда. Наверное, хуже напитка еще не придумали. Но когда он предложил мне пива, я ответил, что в кино, когда в жизни у главных героев все хуже некуда, они непременно тянутся к спиртному, так почему бы и нет?

Пиво я решил добить. Даже после четвертого глотка мерзкого пойла со стула я не свалился и песни во все горло не распевал. Соображал как обычно, ни хуже, ни лучше. Дед говорит, что с пивом стоит подружиться, пока до тебя не добрался спорт. К тому же – утешил он меня – тут пару раз потренируешься и привыкнешь.

Надеюсь, ни полиция, ни служба опеки не заявятся к деду прямо сейчас. Потому что если вдруг они позвонят в дверь в эту самую минуту, придется мне с дедом навсегда распрощаться. Мы решили, что я поживу еще чуть-чуть – может, пару недель – у него, а потом мы с мамой и Бертиной вернемся домой. Сумку мама забрала и сказала, что позвонит, а еще поцеловала в щеку, и щека горит до сих пор.

Теперь, когда мы пили с дедом, он полюбил меня еще больше и даже сказал, что скучать будет el mucho[9]. Я ему верю. Жить одному довольно тоскливо, хоть дед и заявляет, что жить с какой-нибудь надоедливой теткой в сто раз хуже. А я – «настоящий крепкий орешек, свой парень». Слова-то я понимаю, вот только неясно, правда ли он так считает.

– Разве свои парни забивают учителей камнями? – не поверил я.

– Не будь мы слегка чокнутыми, мы были бы роботами.

– Ты, значит, считаешь меня чокнутым?

– Ну, может, не совсем, но есть немного. Сам-то я уж давно спятил.

– Это точно.

– У многих мозги стареют еще в молодости. А когда рядом с тобой чересчур нормальные, лучше быть настороже – с такими можно до смерти заскучать.

В дверь позвонили, и я вздрогнул, хоть и знал, кто это.

– Помни – заскучать до смерти, – повторил дед, когда я пошел открывать.

Увидев меня, Юаким сказал «привет», но когда в ответ я рыгнул, явно встревожился. Впрочем, узнав, что это от пива, успокоился.

– И как, вкусно?

– Нет.

– Будешь еще пить?

– Ну, потренироваться-то надо. Налить тебе?