Если дед таким образом меня утешал, то выходило у него не очень. Его просто не было там той ночью, и он не видел, как смотрят на меня Юаким и все остальные. В их глазах был страх. Они могли и не говорить, что я чокнутый. И что они до смерти меня боятся. Я и так понимал – нашей дружбе конец. Лишь Юаким спросил, как я, но так тихо, что я едва расслышал вопрос.
Избушка находилась в самой чаще леса, и Эдвальд бесконечно долго искал полянку, где мог бы приземлиться вертолет скорой помощи. Я держался в стороне, но не отходил далеко, чтобы полицейским не пришлось за мной бегать.
Учитель наверняка умрет – я почти не сомневался. Я даже представлял себе похороны: весь класс, кроме меня, печально провожает беднягу в последний путь. И зачем ему вздумалось надевать капюшон, когда приспичило выбежать по малой нужде? Разве нормальные люди так делают? Ведь на улице было тепло!
Учитель дышал, и нас заверили, что с ним все будет в порядке, но я не сомневался: он в любой момент может испустить дух! Я был в этом так же уверен, как и в том, что никто никогда больше не скажет обо мне ни единого доброго слова. Ну, может, кроме дедушки, но он, наверное, не считается.
– Теперь тебя, скорее всего, переведут на домашнее обучение, – сказал дедушка.
– То есть это ты будешь меня учить?
– Ну, я надеялся, может, нам пришлют такую симпатичную учительницу в короткой юбке и на каблуках.
– Что, правда?..
Дед захохотал так, что стены чуть не рухнули.
– Придется тебе смириться со мной. А уроки по физкультуре и семейным отношениям будем тебе на дисках показывать.
Ничего смешного в этом нет, хоть дед и смеялся как подорванный. У большинства родителей моя выходка на несколько месяцев отбила бы охоту смеяться, а деду одного дня хватило, чтобы в себя прийти.
Мне бы порадоваться, потому что от излишней серьезности только хуже бывает. К тому же дед на меня не ругался, пускай я это и заслужил. Возможно, его брань мне даже на пользу пошла бы. Улыбаться-то я все равно разучился. Голова моя стала тяжелее всего остального тела.
Дед отправился в туалет, а я уставился в стенку, совершенно потерянный. Дверь дед не прикрыл, поэтому я прекрасно слышал и бульканье, и его «о-ох». Мочевой пузырь у деда огромный, прямо как бассейн.
Из коридора послышался звонок.
– Откроешь? – крикнул дед из туалета.
Полиция – сразу решил я. Или служба опеки. Или жена учителя – заявилась с ножом меня убивать. Я открыл дверь и отшатнулся.
– Мама? – ахнул я.
Глава 33
– Мне обо всем сообщили. – Мама провела рукой по волосам. Папа всегда считал, что стрижется она чересчур коротко.
Мы сидели за столом на кухне, и я разглядывал пятна от свечек на столешнице. Дед предложил маме пива, но она попросила воды. И поинтересовалась, нет ли у деда сейчас каких-нибудь срочных дел. Тот ответил, что нет, однако тут над столом повисло такое тягостное молчание, что дела все-таки нашлись, хоть и не особо срочные, и дед вышел из кухни.
– Ты как себя чувствуешь? – спросила мама.
Вообще мамам свойственно задавать этот вопрос, но от своей не ожидал.
– Чувствую… Как-то чувствую. Бывало и лучше. Мне очень жаль, что так вышло. Что все так вышло.
– Кажется, будто оно никогда не кончится, да?
Я промолчал. А мама вдруг накрыла своей рукой мою. Произошло это так неожиданно, что я едва не отдернулся.
– Тебе нелегко пришлось. Нам всем нелегко, и все мы по-разному справляемся с трудностями. Но мне надо тебе кое-что рассказать. Понимаешь, я… Я кое-что узнала о папе, – медленно проговорила она.
– О папе?
– Да. Судя по всему, он не все нам рассказывал. Я подозревала, что он недоплачивает налоги. В его отрасли это дело обычное. Но налогами не ограничивалось.
Мама сильнее стиснула мне руку.
– По вечерам он часто уходил куда-то. Потом говорил, что просидел всю ночь на работе, и я верила. Но… На самом деле он не на работу уходил.
– Он был контрабандистом?
– Контрабандистом? Нет. А с чего ты так решил?
– Я не решил. Знаю только, что… Ну, у него были деньги. И еще мы в Марокко ездили, а там гашишем торгуют. Однажды в Эс-Сувейре папа куда-то подевался, а потом объявился с такой большой сумкой. В ней что было?
– С какой еще сумкой?
– С такой черной.
Мама задумалась.
– А-а, это, наверное, когда он ковер купил. Хотел меня удивить.
– Ковер? Он что, вместо того чтоб меня искать, ковер покупал?
– Не знаю, Дидрик. Я твоего отца тоже не всегда понимала. Впрочем, ковер все равно уродливый оказался. Давай я лучше тебе про папу расскажу.
– Да, кажется, я многого не знаю, – вздохнул я.