В пучине Русской Смуты. Невыученные уроки истории

Выходит, прав П. Пирлинг, полагавший, что Григория Отрепьева послали в Киев некие «московские люди». К такому выводу приходили многие исследователи. В. И. Пичета не сомневался в том, что «мысль о Самозванце зародилась в среде первостепенной знати, надеявшейся с его помощью свергнуть Бориса с престола»^{17}. «Копаясь в московском прошлом Дмитрия, насколько оно доступно нашим раскопкам, исследователи неизменно натыкаются, как на исходный пункт всяческой агитации, на семью Романовых», — отмечал Н. Н. Покровский^{18}. Схожей точки зрения придерживался В. О. Ключевский: «В гнезде наиболее гонимого Борисом боярства с Романовыми во главе, по всей вероятности, и была высижена мысль о самозванце»^{19}. «Романовы, очевидно, не мирились с воцарением Бориса и увлекали за собою в оппозицию и другие семьи. В недрах оппозиции, по всей видимости, зрела и мысль о самозванце, но мы совсем не можем догадаться, какие формы она принимала», — писал С. Ф. Платонов^{20}.

Соперничество между Годуновыми и Романовыми составило основное содержание политической борьбы в Московском государстве 90-х годов XVI века. Два могущественных клана, устранив после смерти Ивана Грозного в 1584 году своих главных соперников — Богдана Вельского и князей Шуйских, фактически поделили власть в стране. Родственники и сторонники Годуновых и Романовых составляли большинство в правительстве царя Федора Иоанновича^{21}. Воцарение Бориса Федоровича в 1598 году означало поражение Романовых, с которым они не собирались мириться.

Примечательно, что разговоры о самозванце возникают сразу после смерти Федора Иоанновича и перехода верховной власти к его вдове Ирине, а фактически — к ее брату Борису Годунову. Тот разворачивает собственную предвыборную кампанию. 15 февраля 1598 года воевода литовского города Орши Андрей Сапега сообщает свежие московские слухи: «будто по смерти великого князя Годунов имел при себе своего друга, во всем очень похожего на покойного князя Димитрия, брата великого московского князя, который рожден был от Пятигорки и которого давно нет на свете. Написано было от этого князя Димитрия письмо в Смоленск, что он уже сделался великим князем. Москва стала удивляться, откуда он появился, и поняла, что его до времени припрятали. Когда этот слух дошел до бояр, стали другу друга расспрашивать. Один боярин и воевода, некий Нагой, сказал: князя Димитрия нет на свете, а сосед мой, астраханский тиун Михайло Битяговский, обо всем этом знал. Тотчас за ним послали и по приезде стали пытать, допрашивая о князе Димитрии, жив ли он или нет. Он на пытке сказал, что он сам его убил по приказанию Годунова и что Годунов хотел своего друга, похожего на Димитрия, выдать за князя Димитрия, чтобы его избрали князем, если не хотят его самого. Этого тиуна астраханского четвертовали, а Годунова стали упрекать, что он изменил своим государям, изменою убил Димитрия, который теперь очень нужен, а великого князя отправил, желая сам сделаться великим князем. В этой ссоре Федор Романов бросился на Годунова с ножом с намерением убить его, но этого не допустили. Говорят о Годунове, что после этого случая он не бывает в Думе». При этом все воеводы и думные бояре согласны избрать Федора Никитича, ибо он — родственник великого князя^{22}.