В пустынях Казахстана

Ночью мне приснилось, будто я еду в поезде и вагон подо мною грохочет и подпрыгивает. Потом сквозь сон дошло до сознания: землетрясение! Собака завыла по-странному, будто волк, протяжно и низко. Во всем урочище истошно вопили перепуганные фазаны. Слышался отдаленный шум. С гор катились камни. Шум постепенно затих. Лишь кое-где раздавались отдаленные шорохи. Домик еще раз слегка вздрогнул, и вновь горы повторили шум камней.

Рано утром я переправился через проточку и пошел осматривать горы. Следы землетрясения были незначительны. Лишь кое-где были видны небольшие отколовшиеся и скатившиеся вниз камни. Видимо, эпицентр землетрясения был далеко. Потом я узнал: землетрясение произошло километрах в шестидесяти от урочища.

Я прожил несколько дней в домике и решил переселиться на другую сторону реки в густой тугай рядом с пустынной Сюгатинской равниной. Здесь почти полумрак от густых зарослей и рядом тихая проточка.

На берегу реки среди зарослей серой полыни я замечаю притаившуюся змею. Она удивительно красива: светлая, в затейливых коричневых пятнах и с совершенно черной головой, сильно контрастирующей с цветом туловища. Это довольно редкая разновидность узорчатого полоза. Вначале змея меня пугает, делая резкие выпады и как бы стараясь укусить, но потом, оказавшись в руках, быстро успокаивается и позирует перед фотоаппаратом. Меня всегда удивляет эта особенность неядовитых змей: быстро успокаиваются в руках человека после поимки.

Всюду по отмелям небольшие, около пяти-шести миллиметров, триперстки. Такое название они получили за три длинных щетинки на лапках задних ног. Они похожи и на кобылок, и на медведок. У них продолговатое тело, округлая головка, короткие усики, мощные прыгательные ноги. В нашей стране известен только один род с несколькими видами. Все они живут по берегам водоемов, хорошо прыгают, плавают, роются в земле, питаются растениями. Образ их жизни плохо изучен.

Едва я постелил на землю тент, как добрый десяток этих грациозных насекомых уселись на него и застыли, будто ожидая дальнейших событий. Они были очень зоркими, эти малышки. Стоило только приблизиться к одной из них, протянуть руку, карандаш, как мгновенно срабатывали мощные задние ножки и триперстка пулей уносилась в неизвестном направлении. В среднем триперстка прыгала в высоту около полуметра, а, описав траекторию, опускалась примерно в метре от прежнего места. Выходит, что она прыгала в высоту в сто раз длиннее своего тела, в длину же — около двухсот раз. Если бы человек обладал такими же способностями, то ему не стоило бы труда перепрыгивать небоскребы высотой в двести метров, а для того чтобы преодолеть расстояние в один километр, понадобились бы всего два прыжка. Одна триперстка случайно забралась в эмалированную миску и-, пытаясь выбраться, безнадежно скользила ножками и скатывалась обратно. Терпение у триперстки оказалось отменным. Попытки вызволения из заколдованного места следовали одна за другой. Но почему же она, такая прыгучая, не могла воспользоваться своими чудесными задними ножками? Я поднес к триперстке палец.

Осторожная и бдительная, она мгновенно спружинила тельце щелкнула безотказным приборчиком легко и грациозно поднялась в воздух и исчезла. Вот какая забавная! Неужели сразу не могла догадаться? Или, может быть, следовала строгой традиции, принятой в ее племени: прыгать полагалось, когда грозила опасность. Все остальное время надо терпеливо ползать. Всегда не напрыгаешься! Для этого нужно немало энергии, а попусту кто же будет ее расходовать. Жизнь животных строго подчинена закону всяческой экономии.

Возле проточки оказалось много кобылок-летуний. Впервые я встретился с ними едва ли не двадцать лет назад, в счастливую пору смелых и далеких путешествий по пустыням на мотоцикле. Счастливую потому, что после велосипеда моторизованный транспорт казался верхом совершенства.

Тогда из множества кобылок хорошо запомнилась летунья. Она была не такая, как все, — потревоженная, легко взлетала кверху и, грациозно лавируя в воздухе, уносилась далеко от опасности. Очень часто, и это казалось необычным, срываясь с земли при моем приближении, она садилась на деревья, исчезая среди их листвы.

— Почему кобылки-летуньи садятся на деревья? — спрашивал я специалистов по прямокрылым.

— Не знаем! — отвечали мне. — Далеко не все в природе должно иметь свою причину и объяснение.

— Отчего же летуньи, как пишется в руководствах, обитают по берегам рек и озер? — допытывался я.

— Тоже не знаем! Очевидно, такая исторически обусловленная привязанность ее к этой обстановке жизни.

В общем маленькая кобылка-летунья не желала раскрывать свои секреты и вскоре была забыта.

Зима 1969 г. выдалась богатой снегами, а лето — дождями В это время, проезжая через Сюгатинскую равнину, я заглянул в урочище Бартугай но пробраться к излюбленному месту не смог. Здесь все преобразилось до неузнаваемости: река изменила русло, бросилась на тугаи и, разлившись по ним, понеслась многочисленными проточками. Странно выглядели погруженные в воду великаны тополя, ивовые и облепиховые рощицы.