В пустынях Казахстана

Черноголовая разновидность узорчатого полоза встречается редко

Всюду по отмелям крошечные триперстки

Выбираясь на сухие каменистые склоны, я неожиданно увидел мою старую знакомую — кобылку-летунью. Она беспечно слетела с задетой мною ветки дерева, ловко спланировала над водой среди зарослей и снова уселась на дерево. Этот короткий перелет сразу открыл секреты кобылки, и невольно подумалось: куда же делись все остальные кобылки, которые скрипели на своих музыкальных инструментах в этих местах до паводка, верещали на разные голоса, прыгали и разлетались во все стороны из-под ног? Их всех смыли бурные потоки, они или погибли, или расселились в другие места, и только одна скромно окрашенная летунья осталась на своем месте, жива, весела, энергична. Ей хоть бы что, она отлично живет на деревьях и на них пережидает губительные для других наводнения.

Через месяц я снова встретился с кобылкой-летуньей, но уже в тугаях реки Или. Здесь недавно спал паводок, поднялись над водой косы. Освободились заросли трав и кустарников. В тугаях всюду встречались только одни кобылки-летуньи. Нигде не было слышно стрекотания столь обычных кобылок-хортиппусов, скаларисов и многих других. Потревоженные летуньи свободно и легко перелетали на другой берег широкой мелководной протоки. Поэтому кобылки-летуньи и живут возле ручьев, озер и рек и садятся на деревья — они приспособились к такому образу жизни, хотя сильные и губительные паводки здесь редки.

Вечером наступила необыкновенно чуткая лесная тишина. Слабые лесные шорохи, далекий гул горной реки Чилик создавали особенное настроение обостренного внимания к окружающему. Оно, по-видимому, передалось собаке. Она водила ушами, вслушивалась, принюхивалась. Я быстро разостлал тент, надул резиновый матрац, расстелил постель, натянул марлевый полог, уложил в порядок вещи, привязал рядом к колышку собаку и раскинулся на постели. После долгого дня так приятен был отдых. Рядом, почти над самой головой, и в отдалении распевали соловьи, ворковала малая горлица. Над полянкой, шурша крыльями, носились стрекозы.

На небе стали загораться звезды. Лежа я вслушивался в симфонию леса. Без десяти минут десять раздались мелодичные крики сплюшек. Еще через пять минут затокал козодой, бесшумно закружился над полянкой, сверкая белыми пятнами на крыльях Прошло еще пять минут, и зашуршала трава, раздалось жужжание крыльев, и в воздух поднялись хрущи. Грузные и неловкие, они натыкались на полог, падая рядом с постелью. Сразу замолкли сплюшки. Видимо, не до песен, коль пришла пора охоты на крупных жуков. Всматриваясь в темнеющее небо и мелькающих на его фоне жуков, я увидел, как за одним из них погналась муха. Потом у другого тоже появилась преследовательница. Мухи, летающие в глубоких сумерках, меня поразили. Любители тепла, солнца и света, они тотчас же укладываются спать, как только на землю опускаются сумерки. Другое дело — комары!

Но то, что я увидел, не было иллюзией. Неужели это были тахины? Они откладывают яички на тело жуков, и прожорливые личинки въедаются в 90 тело, принимаясь лакомиться сочными тканями хозяина. Но жуки живут недолго, всего неделю или немного больше. Дела их коротки: после брачного полета остается только отложить яички. Может быть, личинки мух соскальзывают с тела жуков в тот момент, когда заботливая мать, зарываясь в землю, принимается откладывать яички? На яичках или личинках хрущей и происходит развитие мух.

В десять часов десять минут смолкло гудение хрущей. Брачный лет их закончился. Внезапно, будто по уговору, замолчали соловьи. Иногда кто-либо из них, неугомонный, начинал песню, но тотчас же прерывал ее на полустрофе. Затих ветер, воздух потяжелел, стал влажнее, и сразу громко зашумела река.

Ночью сквозь сон я слышал, как снова стали перекликаться сплюшки. Иногда из пустыни налетал сухой и жаркий ветер, и тогда стихала река. Во сне чудились сумеречные мухи, я бегал за ними по полянке, натыкаясь на кусты и валежины, но мой сачок после каждого взмаха был пуст. Удастся ли кому-нибудь поймать загадочных сумеречных мух?

К вечеру следующего дня ко мне пришел егерь.

— Посмотрите, какого я принес вам жука, — сказал он, развязывая мокрую тряпочку.

Мне не особенно хотелось разглядывать находку. После изнурительного, жаркого дня в тугаях запели соловьи, один устроился рядом с биваком, и я только что собрался записать его пение на магнитофон. К тому же скоро зайдет солнце, станет влажнее воздух, громко зашумит река Чилик и охота за голосами станет невозможной.

— И что, вы думаете, он делал? — продолжает егерь, — Полз по дну проточки. Я сперва решил — водолюб. Теперь вижу — чернотелка.

Чернотелка, завзятый обитатель пустыни. — и в воде! Что-то необычное! Надо взглянуть. В мокрой тряпочке действительно самый обыкновенный жук-бляпс, размахивая усиками, потревоженный, приподнялся на ногах, задрал кверху брюшко, застыл в угрожающей позе, как будто намереваясь выпустить каплю дурно пахнущей жидкости.