И вот опять мчится наш газик. Горы в стороне. Издалека видно, как вершины гор ущелий Иргизень пересекают несколько черных полос, и одна из них особенно большая и темная. Это так называемые дайки из порфирита. Они будто каменные ограды. На самой большой я давно открыл целую картинную галерею древнейших наскальных рисунков. Они настолько поразили меня, что с тех пор я стал их поклонником и за долгие годы путешествий по Семиречью нашел несколько десятков тысяч наскальных изображений на скалах.
Потом дорога пересекла широкое сухое русло. Оно шло из ущелья Чулак-Джигде. Через это ущелье идет проходная дорога кверху на плоскогорье к поселку Карачок, а затем на асфальтовый тракт в город Талды-Курган. В этом ущелье есть хороший ручеек и на совершенно сухом склоне горы, выжженном солнцем, забавный ярко-зеленый бугор, поросший густой травой и деревьями.
Окружающий ландшафт постепенно меняется. Светлая лёссовая пустыня, поросшая серой полынью, переходит в темную каменистую, покрытую мелким черным щебнем. На ней растут редкие солянки — боялыч. Хорошо видно и следующее за Чулак-Джигде ущелье Тайгак, обрывистое, глухое, живописное. За ним далее к востоку — ущелье Теректы с многочисленными наскальными рисунками. Напротив этого ущелья дорога пошла вниз, у берега водохранилища разошлась, потерялась. Я не стал блуждать и поднялся кверху, к следующему ущелью Кызыл-Аус, что означало в переводе на русский язык «красный рот», к старой дороге, идущей под самыми горами Красные скалы открыли узкий проход в большое ущелье с хорошим ручьем, поросшим по берегам деревьями. Проход в скалах действительно походил на красный рот гигантского чудовища.
Теперь мой газик, как корабль на море, ныряет то вверх, то вниз по застывшим волнам-холмам. Кое-где между холмами у самых гор прилепились белые домики зимовок скотоводов. Они пустуют. Овец угнали на летние пастбища. Дорога круто спускается в сухое русло ущелья Талды-Сай, делает зигзаги и поднимается вновь на обширные просторы каменистой пустыни. На западе уже хорошо видны синие горы — Большой и Малый Калканы. Там между ними чудо природы — Поющая гора.
Дорога продолжает опускаться вниз. Мотор выключен. Машина катится по инерции вниз к Капчагайскому водохранилищу. Вдоль него недавно проторенная дорога. С нее хорошо видно замечательное сооружение — древняя каменная ограда, сложенная не менее двух тысяч лет назад племенем саков. Эту ограду я впервые нашел более двадцати дет назад, путешествуя еще на мотоцикле, затем потерял ее, несколько раз пытался найти, но безуспешно. Сооружение, хотя и расположено по хребтику холма, скрыто со всех сторон. Теперь оно снова передо мной.
Подобная же гряда, но из четырех ячеек находится и у самой дороги, идущей из ущелья Талды-Сай вниз к востоку, к водохранилищу Она древнее, камни крупнее, все повалены.
Оставив гряду, спускаюсь ниже. Пора становиться на бивак Я выбираю место, где можно поближе подъехать к берегу, и останавливаю машину. Здесь надо быть осторожным. В почве, промоченной наступающей водой, местами легко увязнуть. Здесь безлюдно, и, если застрянет машина, ждать помощи не от кого. До вечера еще далеко Иду по берегу Капчагайского водохранилища, посматриваю по сторонам на узкую полоску зелени прибрежных растений. Вокруг до самых Чулакских гор выгоревшая на солнце серая пустыня.
Кирюшка страшно занят, кого-то вынюхивает, выслеживает, подкарауливает. Нашел ящерицу. Та, несчастная, желая избавиться от опасности, оторвала хвост, который заметался, сворачиваясь и разворачиваясь, будто пружина! Знал я об этой уловке едва ли не с раннего детства, наблюдал не раз, но такую пляску увидел впервые.
Охотник склонил голову набок, загляделся на представление. Но вот умница, не погнался за хвостом, не позарился на него, видимо, понял, в чем дело, оставил хвостик-автомат и стал раскапывать камни. Нашел все-таки несчастную ящерицу и чуть было ее не задавил, да я спас. И без того осталась без хвоста.
Раньше было много ящериц в пустыне: малых доверчивых головастых круглоголовок, быстрых, как молнии, линейчатых, больших, с тупым выражением агам. За два года засухи ящериц стало мало. Исчезли насекомые, нечем кормиться. Кто погиб от недоедания, кто от старости. Молодь же не народилась. Оставшиеся в живых сильно изменили повадки, стали осторожными. Иначе нельзя. В оскудевшей пустыне и на ящериц много охотников: ежи, змеи, хищные птицы. Волки и лисы при случае тоже не прочь позавтракать маленькой добычей.
Хожу по пустыне и удивляюсь: ящерицы встречаются только очагами. Потом догадываюсь, в чем дело. Оказывается, они держатся около норок грызунов или возле очень густых кустов. Чуть что — и шмыг в укрытие. А там их не достанешь.