Столъ былъ накрытъ по сю сторону билльярда. Борисъ не узналъ большаго дикаго дома въ сервировкѣ стола. Скатерть и салфетки поражали своей чистотой, тарелки были точно другія, затрапезные ножи и вилки замѣнены новыми. Митька буфетчикъ стоялъ въ новомъ фракѣ, и его физіономія не была такъ грязна, какъ обыкновенно.
— Я вижу, что вы теперь хозяйка, — шепнулъ Борисъ.
Ножки и жеванныя котлеты уже болѣе не появлялись. Заказанъ былъ очень хорошій обѣдъ. Его точно готовили совсѣмъ другіе повара. Супъ смотрѣлъ супомъ, а не болтушкой; все было вкусно; Маша ѣла улыбаясь, поглядывала на тетку, и передъ каждымъ блюдомъ спрашивала Бориса — а что теперь подадутъ, отгадай, Боря?
— Вы чудеса творите, тетя, — говорилъ Борисъ Софьѣ Николаевнѣ:—я не узнаю нашихъ поваровъ.
— Да они совсѣмъ не такъ дурны, — отвѣчала она — только ихъ пріучили готовить жеванное… Я ужъ ихъ призывала…
— И вѣрно находите, что довольно будетъ и одного, а не трехъ?
— Конечно, — отвѣтила она — здѣсь все было съ излишкомъ…
— И все дурно, — промолвилъ тихо Борисъ.
Послѣ обѣда всѣ отправились наверхъ.
— Тетя, я пойду урокъ учить, что вы задали къ завтрему, — сказала Маша и прошла къ себѣ въ комнату.
Борисъ вошелъ къ Софьѣ Николаевнѣ и поторопился заговорить съ ней.
— Вотъ, тетя, — началъ онъ: — что я хотѣлъ вамъ сказать на счетъ Маши: я бы могъ попросить одного изъ моихъ товарищей раздѣлить съ вами занятія, напримѣръ учить ее ариѳметикѣ; да я и самъ, у меня время есть.
— Нѣтъ ужъ, голубчикъ, вы на себя не берите. Что же я-то стану дѣлать? Сложа ручки сидѣть? Машу я немножко проэкзаменовала и вижу, чему и какъ ее учили. Вы теперь кончаете курсъ: вамъ время дорого. Ариѳметику я, пожалуй, уступлю. Кого же вы думаете просить?
— Одного изъ самыхъ близкихъ товарищей, Абласова, славный малый! а другой мой товарищъ, Горшковъ — прекрасный музыкантъ, талантъ огромный; онъ бы могъ учить Машу музыкѣ. У нея слухъ хорошій, а до-сихъ-поръ она еще не начинала, въ домѣ была всегда тишина…
— Ты меня обижаешь, Борисъ: никакихъ во мнѣ дарованій не признаешь…
— А вы музыкантша? — быстро спросилъ онъ.
— Ну, не музыкантша, это слишкомъ громко, а играю.
— И поете, тетя?
— И это тоже.
— Какъ это хорошо! Мы будемъ пѣть дуэты?
— Будемъ, будемъ! Вотъ видишь, сколько у меня талантовъ, — продолжала она. — А твой товарищъ хорошій музыкантъ?
— Какъ же, тетя, помилуйте, это огромный талантъ; онъ композиторъ, потому-то я и думалъ…
— Что же, и прекрасно! мужское ученье всегда лучше, особенно въ музыкѣ: строже и серьёзнѣе. Только какъ же мы все это распредѣлимъ?
Они сѣли на диванъ и долго толковали объ урокахъ Маши.
— Вы мнѣ позвольте, тетя, представить вамъ моихъ товарищей, — сказалъ послѣ того Борисъ: — они обѣщались ко мнѣ завтра вечеромъ.
— Пожалуйста, голубчикъ, мнѣ хочется войти въ твою жизнь, познакомиться со всѣми твоими интересами… Тебѣ не нужно ли заниматься? — вдругъ спросила она.
Борисъ сейчасъ же почувствовалъ себя ученикомъ.
— Вы хотите, тетя, сказать: не нужно ли мнѣ уроки готовить?
— Вѣдь нужно? — сказала она улыбаясь.
— Разумѣется, нужно. Я все это время еовеѣмъ позабылъ о своей гимназіи. Когда же было заниматься? я уроки готовилъ урывками, между классовъ.
— А ты изъ хорошихъ учениковъ? — спросила она.
— Я сижу вторымъ, — отвѣтилъ Борисъ и немножко потупился…
— Такъ, значитъ, ты очень хорошо учишься?
Слово учишься непріятно зазвучало въ ушахъ Бориса.
— Нѣтъ, тетя, — промолвилъ онъ: — вѣдь кабы вы знали, что у насъ такое гимназія… Право, стыдно сказать, что учимся… такъ все идетъ, какъ говорится, черезъ пень колоду. Я, вотъ, считаюсь лучшимъ ученикомъ, а ничего порядочно не знаю, все по верхамъ. Да и трудно ли у насъ бытъ на хорошемъ счету? Въ послѣднее время мнѣ и въ книгу-то заглянуть некогда было, а я все сидѣлъ вторымъ.
Софья Николаевна слушала его внимательно и съ любопытствомъ глядѣла на его оживленное лицо.
— А много ты читалъ? — спросила она.
— Теперь ничего не читаю, тетя; прежде читалъ много, да все такъ, безъ порядка, что попадется.
— Будемъ читать вмѣстѣ по вечерамъ, — сказала Софья Николаевна. — Я привезла съ собой свои любимыя книги. Знаешь, книги, какъ люди, только тогда онѣ и хороши, когда ихъ полюбишь. Ты по-англійски знаешь?
— Нѣтъ, тетя, начиналъ учиться, и кое-что болтаю, но хорошенько не знаю.
— Хочешь учиться у меня?..
— Ахъ, голубушка! — вырвалось у Бориса, и онъ вдругъ остановился; ему сдѣлалось совѣстно, что онъ такъ назвалъ тетку.
— Что жъ ты остановился? ты думаешь, я обидѣлась, что ты меня назвалъ голубушкой? Отчего же, если я тебя зову голубчикъ, ты мнѣ не можешь сказать голубушка?
И она разсмѣялась.
— Я, тетя, о томъ только и мечталъ, — заговорилъ Борисъ: — чтобы мнѣ выучиться по-англійски.
— Вотъ и прекрасно! Я тебѣ буду давать уроки три раза въ недѣлю: по вторникамъ, по четвергамъ и по субботамъ, послѣ чая. Ты умѣешь читать и говоритъ даже?
— Такъ, немножко. Я выучился у Теляниныхъ, въ семействѣ одного моего товарища.
Софья Николаевна встала.