В путь-дорогу! Том III

Потомъ пошли другія штуки, съ кривляньями и безконечными каламбурами, которые изъ публики перваго ряда во всей ихъ тонкости понималъ только баринъ бакенбардистъ. Онъ одобрительно кивалъ Левассору головой и даже въ нѣкоторыхъ мѣстахъ подпѣвалъ.

Въ большомъ антрактѣ, между двумя частями представленія, Телепневъ все смотрѣлъ на дѣвушку; смотрѣлъ съ какимъ-то раздраженіемъ, точно съ желаніемъ подойти и спросить ее: зачѣмъ это она такъ манерится и хранитъ строгій видъ среди общаго добродушно-нѣмецкаго хохота? А вѣдь, поди, думаетъ, что она этимъ только и отличается отъ несчастныхъ нѣмокъ. И маменька ей много-толковала о томъ, что такое значитъ: air distingué.

И вспомнилъ Телепневъ сцену на откосѣ, когда дѣвочка такъ умно болтала съ матерью. Лицо и глаза говорили о томъ же умѣ и даже о гораздо большей энергіи, но въ нихъ сказывалось что-то напускное, точно бьющее на эффектъ.

Вышелъ опять Левассоръ, гримированный англичаниномъ, и Телепневъ началъ глядѣть на него и хохотать надъ шутовской мимикой пале-рояльскаго корифея-комика.

Кончилось представленіе. Нѣмцы вошли въ небывалый азартъ. Хлопалъ и Телепневъ, стоя у эстрады въ кучѣ другихъ буршей.

— Куда это ты, дружище, запропастился, — вдругъ заговорилъ надъ его ухомъ Миленькій: — меня тамъ оттѣснили въ уголъ, а ты впередъ шмыгнулъ, я такъ почти ничего и не видалъ.

— А я думалъ, что ты за мной слѣдомъ; очень-жалко, братецъ, я просто до коликъ хохоталъ.

— Да ужь и я смѣялся, вижу, всѣ хохочутъ, что, молъ, отставать.

— Ну, и прекрасно, значитъ, все-таки порадѣлъ на пользу искусства. Я думаю, ты, стоя тамъ въ углу-то, проголодался, такъ поѣдемъ поужинать въ «Лондонъ».

— Ты нынче что-то раскутился.

— Нѣтъ, я тебѣ вотъ что скажу: помнишь ты, года три тому назадъ, я разсказывалъ про дѣвочку, видѣлъ я. ее на «Домѣ» и въ церкви тоже.

— Ну?

— Такъ она предо мной въ первомъ ряду сидѣла: большая, братецъ, дѣвица. Дѣвчонкой она съ матерью очень умно болтала, а теперь такой недотрогой-царевной смотритъ.

— Извѣстное дѣло. Однако пойдемъ-ка, дружище, а то какъ бы у насъ тамъ въ zoologicum шинелей нашихъ не стащили; вѣдь тутъ, братъ, съ чухной-то тоже надо опаску имѣть.

На площадкѣ предъ аулой столпилось пропасть народу. Барынь закутывали, а студенты нарочно тѣснились и разглядывали ихъ. Телепневъ съ Варцелемъ вошли въ зоологическую аудиторію, гдѣ оставили свои пальто. У дверей стояло русское семейство, и баринъ съ бакенбардами надѣвалъ на дѣвушку бурнусъ.

— Куда же онъ убѣжалъ? — спросила по-французски брюнетка. — Ахъ, какой этотъ Григорій глупый, онъ вѣрно тамъ ждетъ у подъѣзда. Карету отгонятъ, и мы здѣсь простоимъ полчаса.

— Jean, — простонала бѣлокурая барыня, — какъ же это…

— Сейчасъ, ma chère, — отвѣтилъ разбитымъ баритономъ господинъ: — вотъ только упакую хорошенько Темиру.

«Что это за имя», подумалъ Телепневъ, который слышалъ весь этотъ разговоръ, надѣвая шинель. «Ужь не Татьяна-ли?»

И вдругъ онъ повернулся и, обратясь къ бѣлокурой дамѣ, проговорилъ по-русски:

— Позвольте мнѣ справиться о вашемъ экипажѣ.

Дама нѣсколько удивленно взглянула на Телепнева.

— Ахъ, помилуйте, зачѣмъ же вамъ безпокоиться, — вмѣшался баринъ: — я сейчасъ надѣну пальто.

— Здѣсь такая толкотня, — прервалъ Телепневъ — вамъ нельзя будетъ оставить вашихъ дамъ. Я сію же минуту узнаю, поданъ ли вашъ экипажъ.

— Очень вамъ будемъ благодарны, — проговорила брюнетка, ласково взглянувъ на Телепнева. — Будьте такъ добры, спросите тамъ внизу человѣка Деулиныхъ.

Телепневъ, толкая нѣмцевъ, сбѣжалъ внизъ и тотчасъ же отыскалъ человѣка Деулиныхъ, который дожидался кареты.

— Сейчасъ подаютъ, — сказалъ онъ ему.

Опять поднявшись въ зоологическую аудиторію, онъ пригласилъ дамъ, потому что карета должна была въ эту минуту стоять уже у подъѣзда.

Его очень любезно поблагодарили, и баринъ, сходя вместе нимъ по лѣстницѣ, пожелалъ узнать его имя и спросилъ, давно ли онъ въ Д.

Телепневъ помогъ человѣку усадить барынь въ карету, и когда онъ хотѣлъ поддержать дѣвушку подъ локоть, то она отдернула руку и очень смѣло взглянула на него.

— Pardon, — проговорилъ оиъ, смутившись и приподнимая фуражку.

Карета отъѣхала, а баринъ стоялъ на подъѣздѣ и кричалъ фурмана.

— Вы въ первый разъ видѣли этого шута? — спросилъ онъ Телепнева.

— Въ первый.

— Да, нечего сказать, только у французовъ есть этотъ огонь. Разумѣется, его нужно видѣть не здѣсь, а въ настоящей, знаете, обстановкѣ, послѣ добраго обѣда, когда идешь въ Пале-Рояль переварить нѣсколько каламбуровъ.

— Нѣмцы хохотали больше изъ приличія.

— Именно изъ приличія, прекрасно сказано. Эти честные нѣмцы — они хорошій народъ, я ихъ очень люблю. Вы въ корпораціи?

— Нѣтъ.

— Какъ же это можно?

— Былъ тогда-то, но теперь другимъ занятъ.

— А! Я вамъ скажу: во всемъ этомъ есть что-то. Еслибъ у меня былъ сынъ — я бы его къ нѣмцамъ, но, къ сожалѣнію, у меня дочь.

Подъѣхали фурманскія дрожки. Баринъ сѣлъ и очень игриво раскланялся.

— Прощайте-съ. Очень радъ познакомиться. Здѣсь русскихъ юношей нигдѣ не видно. Да знаете что: садитесь со мной, поѣдемте ужинать къ Левассору. Я вась съ нимъ познакомлю.