В путь-дорогу! Том III

— Конечно, это было. Я занималась ею два года тому назадъ, ты испугалась чего-то, оттѣснила меня. Ну, это окончательно запутало дѣвочку, а она и безъ того дикая. Теперь она, Богъ знаетъ, на что похожа.

— Ахъ, Нина, я молю Бога только объ одномъ, чтобъ Онъ сохранилъ ея сердце размягченнымъ.

— Эхъ, полно, Julie, все ты не дѣло говоришь. Ты не умѣешь быть матерью, не умѣешь во-время прикрикнуть, во-время приласкать, и изъ Темиры выйдетъ нравственный уродъ, я тебѣ предсказываю.

— Нина! — застонала барыня.

— Да, это непремѣнно будетъ. Дѣвочку нельзя такъ вести. Нужно что-нибудь одно: или давать ей свободу, или не давать. И главное такой особѣ, какъ Темира, нужно все говорить рѣзко, прямо, il ne faut pas dorer les pilules.

— Да я, право, вѣдь, никогда не желаю ее фасировать.

— Дѣло тутъ совсѣмъ не въ томъ, Julie, ты другихъ не допускаешь до хорошаго вліянія на Темиру, а сама такъ слаба, что изъ рукъ вопъ; и слаба, и скрытна, употребляешь все не прямыя средства, и думаешь, что дѣвочка, при ея умѣ, не понимаетъ твоего желанія третировать ее какъ ребенка. Она это прекрасно понимаетъ и вмѣстѣ съ тѣмъ чувствуетъ, что съ ней ты совершенно безсильна.

Лицо матери было и уязвлено, и точно просило прощенія.

— Нѣтъ, Нина, ты ко мнѣ несправедлива, — проговорила она, наконецъ, поднявши брови, и широко развела ладони.

— Да ужь повѣрь, что это такъ. А теперь, Julie, позволь, я пойду къ Темирѣ. Ты, пожалуйста, не ревнуй, я съ ней немножко поговорю. Выговоровъ ей не буду дѣлать.

— Что-жь, я ничего, пойди, зачѣмъ же ей чуждаться тебя. Я никогда этого не желала, Нина.

Сестры поцѣловались. Брюнетка пошла къ той двери, въ которую скрылась дѣвушка, а барыня осталась сидѣть на диванѣ и начала опять что-то такое ковырять.

VI.

Темира, или попросту Таничка, лежала въ кроваткѣ, высоко поднявши голову на подушку, въ ночной кофточкѣ и чепцѣ. Она почти сидѣла на постелѣ. На столикѣ горѣла свѣча, лежалъ карандашъ и маленькая записная книжечка. Темира читала книгу, англійскій романъ, лейпцигскаго изданія, когда къ кровати тихо подошла Нина Александровна, и откинувъ немного рукой бѣлый пологъ, присѣла на концѣ кровати.

— Ma tante, — произнесла нѣсколько удивленнымъ тономъ дѣвушка, и положила спокойно книгу на колѣна, покрытыя вязанымъ полосатымъ одѣяломъ.

— Ну, какъ тебѣ нравится нашъ гость?

— Большой фатъ.

— Отчего же, Темира?

— Конечно, фатъ: показываетъ свою ученость, свои таланты и говоритъ только о себѣ.

— Но это несправедливо. Онъ рѣзокъ, но, кажется, порядочный юноша.

— Я не люблю такихъ. А впрочемъ, онъ меня мало интересуетъ.

— Да ты, кажется…

— Не была съ нимъ особенно любезна, хотите вы сказать, ma tante? Я и не желаю. Пріѣдетъ всякій уродъ и занимай его. Да онъ и самъ себя займетъ: онъ много говоритъ, и слишкомъ много слушаетъ себя, когда говоритъ.

— Послушай, Темира, — сладко заговорила Нина Александровна — мы съ тобой какъ-то. въ послѣднее время совсѣмъ раздружились. Я знаю, что ты не вполнѣ въ этомъ виновата, но все-таки ты теперь въ такихъ уже лѣтахъ, что сама можешь поступать по своимъ симпатіямъ. Было время, когда ты меня немножко любила, любила читать со мной, спрашивала меня обо всемъ, и главное, Темира, вѣрила, что я не хочу стѣснять твоей свободы, ну, а теперь… — и Нина Александровна остановилась.

Дѣвушка выпрямилась совсѣмъ въ постели, и лицо ея стало очень серьезно, почти сердито.

— Вы сами же говорите, ma tante, что я въ этомъ только на половину виновата.

— Да, мой другъ, но твоя maman навѣрно теперь не будетъ уже бояться моего вліянія и ревновать тебя ко мнѣ.

Дѣвушка покраснѣла.

— Зачѣмъ объ этомъ говорить, ma tante, что было, того уже нельзя вернуть. Теперь у меня самой есть настолько ума, чтобы знать какъ себя вести.

— Я, душа моя, — возразила обиженнымъ тономъ тетка: — не выговоры пришла тебѣ читать; если тебѣ не нужно мое расположеніе, то я, конечно, не намѣрена его навязывать, ты напрасно такъ отталкиваешь близкихъ людей, Темира; въ шестнадцать лѣтъ, конечно, всегда воображаешь, что можно прожить безъ всякой поддержки, оскорбляешься каждымъ совѣтомъ и хлопочешь только о томъ, чтобы поступать по своему, но, милый другъ, я считаю тебя за слишкомъ умную дѣвушку!

— Ma tante, прекратимте этотъ разговоръ. Вы мной когда-то занимались, — благодарю васъ. Если теперь въ моей жизни случится что-нибудь крупное и мнѣ нужна будетъ ваша поддержка, тогда вы докажете мнѣ ваше расположеніе. У меня такой характеръ, я несообщителыіа, постараюсь не дѣлать глупостей, а, право, изливаться намъ съ вами не о чемъ.

Нина Александровна встала и сдѣлала нетерпѣливое движеніе.