— И все-таки язык за зубами держи. — Посоветовал он, расставляя точки над и. — Я тебе их не повыбиваю за такое, а другие могут. Знаешь, как я жил, пока с учителем не встретился? Погано! Поганее некуда. Ни дома, ни денег, ни семьи. Ночевать старался в псарне какого-нибудь богача, в обнимку с собаками. У меня приятель решил как-то в хлеву поспать, но его свиньи харчить начали. Он разорался, вышел хозяин, насадил на вилы. Еще одному раскололи череп о мостовую, когда он хлеб крал. Понимаешь, дура? Либо воровать, либо крыс и голубей ловить, наперегонки с кошками. Тебе, приходилось крысу жрать сырую? Мне — да. Такое себе: мало мяса, костей и жил много… Быстро бегают, больно кусают маленькими острыми зубками… Обычно мы хватали палку и сначала лупили их по черепушке. Как-то я и братец старшой отправились к мусорным ямам. Там почти всегда чем поживиться имелось, но приходилось драться. В тот день брат проиграл. Какой-то урод избил его, и брат так и не оклемался… Я часов семь тащил его холодное воняющее тело до кладбища, думал сам отойду. Доволок, получил в рожу от церковника, бросил труп в канаву… И у прочих житуха не лучше была. А ты жалуешься. У нас с тобой есть крыша, еда, зимой даже камин топят! Хочешь, что б хуже стало? Голодать хочешь? На кой тебе эта свобода далась, если и без нее все огого?
— Дура ты все-таки. — Добавил он в сердцах и, схватив девушку за руку, грубо вытолкнул в коридор.
Чудом избежав столкновения с косяком, Лина вылетела в едва освещенный боковой проход. В отличии от главных комнат, посещаемых хозяином дома, здесь свечи горели лишь изредка, и даже в эти минуты их яркости хватало лишь на колыхание теней, а не настоящий свет. Угодив в плен, Линнет пыталась воспользоваться жадностью тюремщиков и ускользнуть под прикрытием тьмы, но задела прикрепленный над окном неприметный колокольчик. Следы полученных в наказание тумаков до сих пор желтели под слоями грязи и копоти, а остаток ночи беглянка провела в компании старого деревянного ведра и приступов тошноты.
— Леди Вивьен. — Поздоровался традиционно одетый в женское Паскаль, восседающий за маленьким, рассчитанным на одну персону столом. Слегка скривившись, едва рабыня появилась в зале, он небрежно махнул рукой, веля той занять место в углу комнаты, гармонировавшей с колдуном так же, как свинья гармонирует с лужей помоев. Стеклянные побрякушки искрились в пламени камина, стены украшали десятки не стоящих холста безвкусных картин, пол устилал знаменитый южный ковер, вернее его дешевая копия, утоптанная до состояния тряпки и грубо приколоченная в нескольких местах гвоздями. Оценить подобное убранство мог разве что дремучий крестьянин, но человеку, видевшему что-то приличнее харчевни, аляповатая обстановка безжалостно давила на глаза, вызывая не благородный трепет, а желание покинуть обитель безвкусицы.
Увы, не все желания не совпадали с возможностями.
— Выглядите… — замялся на мгновение хозяин, — честно говоря, преотвратно… Что с вами, милая Вивьен?
— Жизнь взаперти не добавляет красоты, милорд. — Опустила глаза девушка, приседая в низком реверансе. К ее несказанной радости мерзкий извращенец и сам заметно потускнел за неделю. Круглые румяные щеки ввалились, кожа посерела, под желтыми глазами набухли синюшные мешки. Даже гордо поднятый ранее подбородок опустился к груди, будто неведомая, но справедливая и могучая сила вырвала из шеи урода несколько мышц, и позвоночник перестал справляться с весом головы. И Лина готова была поставить золотую монету против ста, что на этой самой голове стало вдвое меньше волос.
— Божечки… — Картинно схватился за сердце волшебник. — Ну разве можно так заблуждаться, дитя? Вы здесь для вашего же блага, и не понимаете моей доброты!
— Простите, милорд.
— Рад, что вы осознаете собственную неправоту. А теперь налейте мне розового вина. Да, да, из этой пиалы. — Довольно промурлыкал посвященный, наблюдая, как пленница неуверенным движением пытается выбрать бутылку.
— Сей чудесный напиток — подарок одного крайне влиятельного эгерийца. — Заявил колдун, окидывая надменным взглядом охотно поглощающих брехню воспитанников. — Крайне влиятельного! Я, конечно же, не назову имени, птички мои, вы сами понимаете, люди подобного масштаба не любят огласки как нечестивых поступков, так и благих. Но! Поверьте, этот человек способен влиять на политику нагорья как никто другой!
— Так ведь того… — Вклинился гнилозубый Дидье. — На рынке такая же продается же.
— Кто бы мог подумать, что этот молодой человек — младший сын дворянского рода? Его отец платит немалую сумму, дабы лишенный всяких способностей отпрыск продолжал искать в себе несуществующие таланты… Ну что мешало не разбивать сотканную из эфира и нужных слов легенду на мириады осколков презренной реальности? — Тяжело вздохнул хозяин дома и, очередным театральным жестом приложив тыльную сторону ладони ко лбу, не выдержал должной паузы, взрываясь по-женски тонким криком: