– С каждым днём усовершенствуешь свой уровень патологической лгуньи.
– Адам, прекрати! Я просто не так выразилась.
– Ну да, конечно, так я теперь и поверил, – своим серьёзным взором нервирую её до предела, сам при этом еле сдерживая смех.
– Да, боже, Адам! Ты невыносим! Забудь к чёрту те слова и сконцентрируйся на том, что я тебе говорю о своей невезучести! – сокрушается она, хмуря свои изящные бровки. – Ты однозначно просчитался, когда вместо девушки своего статуса решил взять с собой меня. Я в самом деле прошу тебя одуматься и поехать на приём одному, или, вон, позови лучше Рейчел: она образованная, элегантная и однозначно умеет уверенно держаться в светском обществе. Да и я готова дать голову на отсечение, что она не просто согласится составить тебе компанию, а будет визжать от счастья так громко, что её с космической станции без усилителей услышат. – Закончив свой пылкий монолог и поубавив сердитость, Николина смотрит на меня почти умоляющим взглядом, давая понять, что под «защитной» злостью скрывает не только свои развратные мыслишки, но и сильнейшее волнение перед предстоящем мероприятием.
Но, как и всегда, я остаюсь абсолютно бесстрастен к нелепым страхам, просьбам и предрассудкам, что обычно витают в девичьих головках, и не собираюсь менять своих решений. Тем более Рейчел сегодня уже получила свою порцию счастья, которую теперь жажду не только ощутить сам, но и услышать те же сладостные крики от моей необузданной дикарки.
– Ты едешь со мной, и это не обсуждается, – безапелляционным тоном заявляю я, что тут же заставляет Николину ещё сильнее насупиться. – Тебе не стоит переживать за мою репутацию. Про то, что ты – «ходячая катастрофа», мне стало понятно ещё в нашу первую встречу, но я уверен, ты не сможешь сотворить ничего столь невообразимого, с чем я не смогу быстро разобраться. Прекрати думать о лишних глупостях и просто расслабься. Рядом со мной тебе не о чем волноваться.
– Ага. Как же – не о чем. Тебе легко сказать: расслабься. Ты же даже представить не можешь, как тяжело находиться с тобой рядом и ни на секунду не прекращать бороться за свой здравый разум!
– Борьба – это исключительно твой выбор, Николина. Было бы гораздо легче принять свои желания и выпустить из тела всё, что само требует освобождения, но, так как ты упрямая лгунья, могу успокоить тебя: на приёме будет огромное количество людей, присутствие которых значительно упростит тебе задачу удерживать всю свою страсть при себе, – произношу настолько тёплым голосом, на какой я в принципе способен.
Да, бля*ь, уговаривать и вести успокаивающие беседы с бабами вообще никак не по моей части, и я в самом деле начинаю терять терпение и глухо раздражаться теперь уже не только от желания её оттрахать, но и оттого, что для этого мне приходится затрачивать так много времени и нервов в общении с ней.
Понимая, что я вновь приближаюсь к ней, Николина натягивается как тетива и поспешно отводит взгляд в сторону.
– Это немного облегчит твои мучения, – взбалтываю в бокале тёмно-янтарную жидкость и вдыхаю аромат, протягивая вторую порцию коньяка напряжённой девчонке.
– Я не пью, – естественно, она категорически отказывается.
– Выпей, тебе понравится, да и это единственный способ хоть немного тебя разрядить.
– Нет, я никогда не употребляю алкоголь, – повторяет Николина, небрежно отмахиваясь от напитка, вконец выводя меня из себя своим недопустимым поведением.
– Я сказал: выпей, – повторяю низким, вибрирующим тоном, который обычно не оставляет у женщин иного варианта, как только выполнить мой приказ, но Николина, начиная мелко подрагивать телом, всего лишь смеряет меня настороженным взглядом.
– Подумать только, – коротко выдохнув, она недоумённо округляет глаза. – Когда я удерживаю контроль над собой, твой повелительный «приёмчик» на меня не действует, – произносит маленькая сучка с такой неподдельной радостью во взгляде, словно ощущает себя абсолютной победительницей.
– А теперь скажи мне, Николина, хочешь ли ты узнать другой способ, каким я быстро заставлю тебя делать то, что я говорю? – чеканю я таким тоном, что за долю секунды стирает с её губ торжествующую улыбку, а злость с непоколебимостью сменяет инстинктивным страхом.