В ритме сердца

И я покорно сел и выслушал его. От начала до конца, боясь даже вздохнуть, чтобы не прерывать его рассказа. А затем всё прочитал. Каждую страницу. Каждую строчку, по несколько раз поглощая в себя все слова и факты, что были изложены на тех проклятых листах о Мирэле Кано. Читал и каждый раз не мог поверить, что всё это правда, а не глупый вымысел, бред полоумного или просто сказка из мистической книги.

Но это была правда. Истинная история моей врождённой необычной силы и омерзительной причины отсутствия матери в моей жизни.

Поступок женщины, что я никогда не видел, но всей душей любил с самого рождения, полностью объяснил и подтвердил категоричную позицию отца в отношении женщин. В тот вечер информация, хранившаяся в папке, разорвала того мальчика, которым я был, на сотни крошечных щепок.

Мне потребовалось немало времени, чтобы смириться, принять и начать склеивать себя по крупицам обратно, пряча в душе глубокие шрамы, что по сей день не позволяют мне забыть о том, какую низость совершила моя родная мать.

Но я себя не жалею. Не страдаю. И давно уже не злюсь. Мне – просто похер, а эти шрамы, что когда-то, собираясь удушливым комом в горле, колотили по нервам оглушающим эхом «ты просто вещь», сделали меня тем, кем я сейчас являюсь.

С каждым пройденным годом они не только придавали мне больше сил, упорства и стремлений добиться небывалых вершин, но и прогрессивно увеличивали скептическое отношение к женским желаниям, потребностям, страданиям и их разбитым сердцам.

– Вы голодны или желаете отдохнуть? Комната давно готова к вашему приезду.

Голос Фреда вытягивает меня из давних воспоминаний, которые мне, к сожалению, никогда не забыть.

– Нет, ничего не надо. Я не задержусь здесь надолго, – сухо отвечаю, минуя холл и оглядывая просторную гостиную отцовского дома, в которой время будто застыло на месте. – Я смотрю, здесь ничего не изменилось.

Комната в грузном викторианском стиле словно отправляет меня назад в давно забытое прошлое: объёмная, массивная мебель стоит на своих прежних местах, стены украшены средневековыми гравюрами и картинами в роскошных рамах, старинные вещи, золотые подсвечники, статуэтки и любимый отцовский антиквариат всё так же располагается на многих поверхностях столов, а каменный камин, возле которого тот беззаботный мальчик любил часами сидеть, наблюдая за танцующими языками пламени, является заключительной частью этой экстравагантной, но изысканной обстановки.

Всё как всегда: строго и богато.

Под стать Роберту Харту, чьё присутствие витает даже в воздухе в виде привычного терпкого запаха сигары с коньяком.

– Кое-какие изменения всё-таки произошли. Отец вас давно ждёт, – загадочно отвечает Фред, что заставляет меня к нему обернуться. – Мистер Харт находится в саду внутреннего двора.

– Где?

– Наслаждается свежим воздухом и позирует художнице в цветочном саду.

Всего на миг я застываю в недоумении, вопросительно уставившись на дворецкого: видимо, мне требуется время привыкнуть, что отец, внезапно оставивший все дела компании, теперь имеет в запасе уйму свободного времени, которое может тратить на что-то большее, кроме работы.

Я торопливо выхожу во двор, где моё внимание тут же привлекает девчачий хохот, доносящийся из ажурной беседки неподалёку от искусственно вырытого пруда.

– Прекрати издеваться и пошевелись. У меня уже все конечности затекли битый час сидеть в одной позе.

Узнаю властный баритон отца до того, как замечаю его неподвижно сидящим на мраморной скамье.

– Это ты прекрати бурчать, Робстер, – насмешливо отвечает по-детски звонкий голосок обладательницы, чьё лицо до сих пор скрыто от меня за мольбертом.

– Сколько раз я тебе говорил так меня не называть?!

– А сколько раз я тебе говорила не дёргаться и сидеть спокойно? Опять все волосы растрепал. Ты что, хочешь получить портрет с безобразным хаосом на башке?

Бесшумно приблизившись к беседке, мне удаётся наблюдать за поразительной картиной, как смуглая девочка, отложив кисть в сторону, вприпрыжку подбегает к Роберту и тщательно приглаживает ладонью его стоящие дыбом волосы.

Всё её лицо, шея и бесформенный комбинезон испачканы следами краски, а густые волосы связаны в небрежный пучок.

– Упс! – Она виновато поджимает губы, замечая, что своей рукой измазала несколько прядей отца краской, а затем, явно довольная своей оплошностью, вновь разражается раскатистым смехом.

– Что ты опять заливаешься как умалишённая? – продолжает негодовать Роберт, но я отчётливо вижу, что в выражении его лица нет и капли присущей ему суровости.

– Обещаю, теперь твой портрет однозначно получится идеальным. Это именно то, чего не хватало, – сгибаясь пополам от неудержимого гогота, девчонка еле выдавливает из себя слова.

– Что ты несёшь, Милла? – отец всё ещё пытается хмурить брови, но от её заразительного смеха его обычно бесстрастное лицо озаряется улыбкой.

– Добрый день, Роберт, я не помешаю? – наконец я нарушаю их беззаботную идиллию, неслабо изумлённый происходящим.

– Ой! – поперхнувшись смехом, озорная девочка застывает, меряя меня настороженным взглядом.