В ритме сердца (СИ)

— Значит, вероятнее всего, он причастен к случившемуся. Паркер всегда отличался излишней болтливостью, лишь в делах работы этот изъян неким образом превращался в способность дипломатично вести дела с клиентами.

— Ты хоть оцениваешь тот ущерб, что он нам нанёс, помимо произошедшего взрыва?

— Оцениваю, но для этого у меня и есть ты. Я уверен, что нет проблем, которые бы были тебе не под силу.

Я мог бы счесть это за комплимент, ни произнёс бы он всё столь бесцветным голосом.

Не дав мне ничего ответить, отец резко меняет тему:

— Я надеюсь увидеть тебя на моём приёме, Адам.

— О-о, так я всё-таки приглашён? — мой тон полон притворного восторга.

— Тебе не нужно приглашение. Приём будет проходить здесь, у нас дома. Я собирался сообщить тебе об этом сразу по твоему приезду, но ты сам решил повременить с нашей встречей.

— Почему ты мне не рассказал про планы об основании фонда? Что это за показной знак милосердия? — буравлю его взглядом, полным подозрений.

— С чего ты решил, что показной?

Его слова вызывают во мне ядовитую усмешку.

— Я тебя умоляю, Роберт, ты за всю жизнь и пальцем не пошевелил ради кого-то без личной на то выгоды. Поэтому колись, в чём дело?

— Ты можешь не верить, но на создание фонда меня побудили исключительно добрые намерения помочь детям, — сообщает он так, будто всегда только и делал, что всячески помогал окружающим.

Вновь подхожу к нему почти вплотную, внимательно всматриваясь в до боли знакомые резкие черты его лица, в который раз за сегодня отмечая, что некий блеск в его глазах неизбежно вводит меня в ступор.

— Эта девчонка как-то связана с твоей запоздалой сердечной добротой к сиротам? — выдаю резонное предположение, глядя, как он следит за каждым движением Камиллы. — Только не говори, что ты на старости лет влюбился в какую-то малолетку, что заставила открыть себя с более светлой стороны, — я больше не в состоянии удержать себя от ехидного смеха. — Уж прости, но я правда не поверю в подобный абсурд о твоём волшебном превращении в бескорыстного благодетеля.

В ответ он только блаженно улыбается.

Опять! В третий раз за сегодня!

Я застываю в изумлении, а мой смех всё больше становится нервным.

— Да я, должно быть, умер! Не могу поверить, что бессердечный Роберт Харт, который всю жизнь повторял мне, что женщины — лишь постельные игрушки, а любовь — это ядовитый сорняк, что необходимо выдирать с корнями уже в самом начале, пока он не успел разрастись, превратив нас в жалкие версии себя, сейчас пялится на смазливого подростка влюблённым взглядом. Это невозможно!

— Ты можешь думать всё, что хочешь, Адам, — чеканит отец, реагируя на мой внезапный приступ веселья свойственным ему хладнокровным выражением лица. — Я люблю Камиллу, как никогда в жизни не любил ни одну из женщин, и потому она будет жить со мной.

Теперь я давлюсь не только смехом, но и виски.

— Что ты сказал? — хриплю, стирая с подбородка капли алкоголя.

— Ты знаешь — я дважды не повторяю, — сдержанно произносит он.

— Нет, ты лучше повтори. Мне кажется, я тебя плохо расслышал. Что за бред ты несёшь?

— Я не ждал от тебя понимания.

— Какое понимание? Да и какая, на хрен, любовь? Ты что, заболел?

— Я в полном порядке, — с заметным недовольством заверяет Роберт.

— Я в этом сомневаюсь! Может, тебя опять околдовали? — не сдерживаюсь от болезненного для него вопроса, отчего его косой, испепеляющий взгляд не оставляет от моего безрадостного смеха даже напоминания. — Ты хоть понимаешь, что, если кто-то узнает, ты будешь по уши в дерьме?! — Мой голос предательски сдавливается от возмущения, но я всё ещё удерживаю себя от желания вспылить по полной программе.

— Это мои проблемы. Я разберусь, — равнодушно сообщает он.

— Я тебе уже сказал, что это не только твои проблемы.

— На этом всё, Адам, — резко обрубает разговор он, выводя меня ещё сильнее. — Уверен, ты и так задержался с визитом, а меня ждёт Камилла, чтобы закончить портрет. — И с этими словами он порывается покинуть кабинет.

— Мы не закончили!

— Я — закончил.

— Не смей уходить, мать твою! — грозно произношу я.

— А ты не смей разговаривать со мной в подобном тоне! Не забывай, кто перед тобой стоит.

Стальная твёрдость его голоса, что в детстве повергала в лютый ужас, сейчас лишь вызывает раздражение.

— Я разговариваю с тобой так, как ты того заслуживаешь! Так, как говорю с теми, кто отказывается меня слушать. — Мои слова заставляют его на миг остановиться у дверей. — Я не твой подчинённый. Я твой сын, Роберт. И имею полное право возразить тебе, если вижу, что ты творишь тотальный беспредел! Ты хоть понимаешь, чем это всё может закончиться? Меня совершенно не волнует, если ты проведёшь остаток своих дней в тюрьме, но я не позволю твоему старческому помутнению рассудка ещё больше испортить и так пошатнувшуюся репутацию «Heart Corp». Одумайся, пока твой абсурдный роман с девчонкой не оказался во всех новостях. Избавься от неё и найди себе постарше. Да, чёрт возьми, я вообще не верю, что мне приходится тебе что-то разъяснять. Ты совсем спятил!