— Я, видите ли, торопился на автобус, — сафьяновым голосом объяснил лектор. — Мне скорей в управление надо.
Взявшись за руки и опасливо оглядываясь по сторонам, лектор и дружинник пошли к остановке. В густых кустарниках им мерещились какие-то дикие рожи. На прощание Мухоморов горячо пожал руку дружиннику и вскочил в автобус. К своему смятению лектор сразу же увидел там Баранинова.
«Труба! — опять подумал Мухоморов. — Сейчас он меня…»
— Уж вы извините, — сказал ему с улыбкой заведующий клубом, — трое суток не спамши, готовился к конференции. Вот и заснул на лекции. Даже неудобно! Что теперь, народ скажет?.. А вы куда?
— Домой, — блаженно улыбнулся Мухоморов. — Только домой!
ЧЕМ ЗАНЯТЬСЯ ВЕЧЕРОМ?
Отель жил своей обычной, глухой жизнью. Командированные бродили в коридорах с медными чайниками. В буфете второго этажа пили вермут местного разлива. Ресторан гремел посудой и джазом.
В красном углу ресторана сидел главный исполатьский прожигатель жизни. Прожигатель был юн и надменен, как продавец мотыля на Птичьем рынке. Он торопился съесть бифштекс натуральный, рубленый, 72 копейки за порцию. Жизнь была коротка, а взять от нее хотелось все, что можно и что нельзя. Поэтому, утеревшись салфеткой, жуир быстро-быстро стал бить нарпитовскую посуду.
Будучи приглашен для дискуссии о смысле жизни в народную дружину, прожигатель кротко сморкался, подписывая акты, и говорил о скуке, побудившей его…
— Кафе, — тихо сказал он. — Где эти молодежные кафе? Дайте мне эти диспуты и вечера с поэтами! Что же вы все молчите?..
Проблема «чем заняться вечером» старей, чем ресторан «Исполатьск». До возведения ресторана осатаневшие деды Каширины решали ее довольно просто: с семи до девяти вечера они жестоко секли тонкими розгами будущих классиков литературы. Ровно в девять те и другие ложились спать, и проблема как-то не выпирала острыми углами.
Давно истлели розги в краеведческих музеях, и классики создали свои нетленные шедевры, а полностью проблема так и не решена.
Правда, на рубеже XIX–XX веков в гостиничном ресторане появился механический оркестрион. Он произвел частичную революцию в развлекательном процессе. Шли годы. Население Исполатьска выросло до восьмисот тысяч. Но даже в век саксофонов и пьесы «Петровка, 38» ресторан при гостинице остался средоточием вечернего досуга исполатьских отцов и детей. Ресторан гарантирует отцам и детям право на:
а) свободу совести при неограниченном выборе спиртных напитков,
б) корпус швейцаров, тренированных на безоружный бой с бенгальским тигром-людоедом «Шахри-Вахри»,
в) усиленный наряд милиции и оперативного отряда РК ВЛКСМ.
Дальше так продолжаться не могло, и три года тому назад безвестный директор столовой, что рядом с университетом, решил переделать свою «точку» в молодежное кафе.
Добрый директор думал, что собравшиеся молодые люди будут чинно поднимать бокалы с шампанским, а пугливые поэтессы прочитают собравшимся молодым людям оды, мадригалы и сонеты. А он, добрый директор, незаметно встанет за колонной, и слеза стечет на его заслуженный китель цвета хаки.
И дело было уже на мази, и уже висела на обшарпанном фронтоне вывеска со спортивно-угловатыми бамбино призывного возраста, и поэтессы разверзли уста для произнесения приветственного сонета (или мадригала, кто их знает), как вдруг из горкома ВЛКСМ раздалось мнение.
— Кто таков, — с подозрительностью спросили в горкоме, — этот директор, этот самозванец? Прямо-таки Марина Мнишек на нашем культурном фронте. Самотек?
И первое молодежное кафе пустило шампанские пузыри. А назло поверженному самозванцу открыли второе кафе в соседнем ресторане «Северо-Восток».
Но и в этой «точке» не раздались оды и мадригалы. Кажется, не было и сонетов. Поэтессы туда ходить просто боялись: ежевечерне там происходила дикая схватка. Бифштекс рубленый, надежно прикрываясь металлической тарелочкой, как щитом, шел в атаку на романтику. В чадном воздухе реял его боевой стяг — квартальный план ресторана. И романтика бежала, постыдно прикрываясь идейно тощим сборничком одного поэта. Но бифштекс догнал ее, схватил за алые паруса и потопил в луже вермута местного разлива.
Алчно чавкали рты прожигателей, и за этим шумом никто не услышал, как тихо пускало пузыри второе молодежное кафе. А добрый директор «Северо-Востока», Василий Никитич Дресвянников, притулившись кителем к розовой дорической колонне, с горечью шептал:
— Нет! Не о таких вечерах молодежи мечтали великие татарские просветители…
И непрошеная слеза падала на хозяйственную робу цвета хаки.
Тогда горком комсомола во главе с его первым секретарем ре* шился на отчаянный шаг: охватить вечерним досугом все 300 тысяч исполатьских детей в возрасте до 30 лет. Это было грандиозное феерическое торжество с участием ряженых и потешных из студентов университета, с пальбой шутихами, произнесением речей и катанием на баржах по великой матушке Волге.
Сейчас, правда, никто не может вспомнить с точностью, зачем все это было, но «всего-всего было очень много».