В родном доме

Представляю Гарая Рахима маленьким Гришей, сыном крещёного татарина Василия, согнутым как серп над землёй, под непосильным грузом, над книгой загорелое лицо которого потело от труда, а ум впитывал первейшую мудрость о том, что хлебные крошки оставлять на столешнице и, упаси бог, ссыпать на пол – это не только грешно, как поучали старшие, а в первую очередь измена самому себе, самой жизни. Родился он 15 июля 1941 года после начала Великой Отечественной войны. С первого же дня житие поставило перед ним свой неотступный тяжкий вопрос: быть или не быть. Выбирать, естественно, дано было не ему, ибо природе необходимо было восполнять неслыханные утраты во имя продолжения Жизни. Притом Гришка, как мог, помогал ей: с тринадцати лет приложился к труду. Работал возчиком, грузчиком, лесорубом, скирдовщиком, библиотекарем, то есть там, куда посылали, куда гнала нужда и куда стремился душой. Он, не боюсь этого высокого слова, с гордостью носит на груди медаль «Ветеран труда», которого был удостоен в 44 года. Сей факт обнаруживается мной как светлый камень в глубине тёмного омута. И для меня уже не повиты туманом мудрость и молодое жизнеутверждение в его стихах, прозе, статьях, да и просто в разговоре. Алмазы кристаллизуются под непомерной тяжестью земли, судьбы складываются в труде и в людях. Это буквы изучаются по букварю, а жизнь – жизнью.

Представляю Гарая Рахима маленьким Гришкой, непоседливым, суетливым, охочим на хитрые выдумки мальчишеских игр, улыбчивым и шутливым, невзирая ни на что, мчащимся по светлому лугу босиком и сидящим на телеге, свесив натруженные ноги, тихо поющим тягучие, овеянные сокровенными мыслями песни крещёных татар. Всё вот это – непоседливость, суетливость и душа нараспашку в дальнейшем будет пронизывать его характер и как писателя, и как общественного деятеля, и как работника. Быть там, где ты необходим, и в то же время оставаться там, где ты должен быть, – а это называется работать за двоих, – но никогда не рвать жилы, не вставлять своё слово всуе, прислушиваться сперва к гласу истории и народа, найти в жизни, как опытный капитан, фарватер, верно ведущий к конечной цели, – вот его пядь земли, от которой он научился не отступать не в угоду себе, а по велению сердца.

Представляю его в этом мятежном времени, граничащим с пропастью, за которой до счастья народной не шаг и не два, в том времени, в котором клокочат многие беды, страдания и заблуждения современников, и как бы слышу его спокойный голос: «Этого воздуха, этой земли может не стать, воздуха нам когда-нибудь не хватит, а земля уйдёт у нас из-под ног». Поэта без тревоги просто не бывает. Но я уверен в одном: подобные ему в конце концов изменят перспективу времён, властью своей превратят катастрофическое настоящее в недалёкую надежду, призвав в помощь необоримую мощь человеческого духа и никогда не меркнущее в народе желание отвести очи, поднять голову и воспарить душой. Кони наши загнаны, им нужна замена. Мы не достигли нашей высокой цели – блага человека. Через дикую переправу нет моста ни для одного народа в отдельности. Повторение пережитой нашим обществом трагедии уже никогда не будет матерью учения. Про всё это я прочитал между строк лучших произведений Родионова Григория Васильевича – Гарая Рахима.

Ахат Гаффар, Лауреат Всесоюзного литературного конкурса им. М. Горького, заслуженный деятель искусств Республики Татарстан

Повести

Жёлтые каштаны

(Крымская повесть)

Сначала стали желтеть каштаны. Дни ещё стояли тёплыми, люди загорали на солнце, купались в море… и всё же каштаны желтели. Ведь уже наступил октябрь, и каштанам пришло время желтеть. Они пожелтели первыми среди крымских деревьев. И как пожелтели!.. Их листья ещё даже не съёжились, не начали сохнуть – они были такими же, как в середине лета, только… только в них потихоньку начинала просачиваться желтизна. И наступило время, когда эта желтизна стала казаться какой-то пронзительно живой и ясной, и вечерами с каждого каштана струился тонкий жёлтый свет.

Каштаны долго сохраняли жизнестойкую и светлую-светлую желтизну. Крымские дубы уже давно осыпали свои съёжившиеся красновато-коричневые листья. Грецкие орехи лишились листьев буквально за одну ночь. Даже на толстых, мясистых, блестящих листьях вечнозелёных магнолий появились красноватые пятна, будто бы и эти растения должны осыпаться, хотя магнолия, как известно, никогда не осыпается, ни осенью, ни зимой: ведь это вечнозелёное растение. А вот каштаны осыпятся. Пройдёт ещё немного времени, и листья каштана, словно пылая отблесками желтоватых газовых ламп, начнут застилать землю. Да, так и произойдёт, потому что природа ни за что не согласится, чтобы пожелтевшие листья слишком долго висели на ветвях. Она непременно разбросает их по земле, подвергнет гниению, уничтожит.