В ролях (сборник)

— Да я и не говорю про сейчас, а так… Выкрутимся. В крайнем случае раскладушку займем, — Катя нежно погладила мужа по груди и опять чмокнула в плечо.

— Пока можно из соседней комнаты кушетку забрать, зачем раскладушка? — Сергей повернулся и стал целовать уже всерьез, так что тему детской мебели можно было считать исчерпанной.

За окном светало. Из ночной темноты потихоньку проступала комната, и, если приглядеться, на стенах можно было уже рассмотреть очертания растопыренных заячьих ушей.

Катя и Сергей, тяжело дыша, замерли на матрасе, стараясь не шевелиться, чтобы не слишком качало, и некоторое время молчали — хорошо молчали, без напряжения, как умеют молчать вместе только очень близкие люди. Катя чувствовала, что вот-вот провалится в сон.

— Пойду покурю, а ты спи, — сказал Сергей и приподнялся на локте. И замер.

— Ты чего? — Катя открыла глаза и тоже приподнялась. Матрас угрожающе заходил под ними.

— Смотри! — Сергей показал на дверь.

Дверь была приоткрыта, и в образовавшуюся щель их внимательно разглядывал Тимофей. Постоял, посмотрел не мигая и так же неслышно, как появился, исчез.

— О господи! — Катя натянула одеяло до самого носа и там, под одеялом, нервно захихикала.

— Старый маньяк! — Сергей тоже смеялся.

— Наверное, мы слишком громко, — шепнула Катя сквозь смех. Сон как рукой сняло.

— А пусть завидует! — Сергей обнял жену.

— Это он что же, всегда так будет ходить?

— Нет, только в первую ночь, любопытства ради. Ему же интересно, кого в дом пустил! Он же тут ответственный квартиросъемщик!

— Надеюсь, мы его не слишком шокировали?

— Вот еще! Он небось по молодости тот еще был котяра!

— Как же мы дверь-то не закрыли?!

— А мы закрыли. Это я петли так хорошо смазал, тихие-тихие теперь…

— То есть это он нарочно? — Кате стало немного не по себе.

— Конечно, нарочно. А ты думала? Вуайерист чертов! Не переживай, солнышко. Знаешь, как люди говорят — любопытство сгубило кошку. Иди сюда.

Сергей снова попытался обнять Катю, но она отстранилась. Все это, конечно, получилось забавно и немного по-дурацки, но ей теперь казалось, что хозяин притаился где-то в коридоре и опять подглядывает. Она закуталась в одеяло, словно в кокон, и тихо, серьезно попросила:

— Дверь закрой!

Сергей осторожно, чтобы Катя не скатилась на пол, поднялся и в чем был пошел из комнаты.

— Ты куда?!

— Так покурить же. Я же говорил.

— Хоть бы оделся!

— Вот еще. Мы с Тимофеем мужики, чего стесняться?

Сергей скрылся за дверью, тщательно прикрыв ее за собой, а Катя тут же соскочила с матраса и, путаясь в сползающем одеяле, кое-как наброшенном на плечи, стала торопливо копаться в чемодане, стоящем тут же, руку только протяни, в поисках домашнего халата или хоть ночнушки. Ей было ужасно, ужасно неловко.

Дарьку удалось удачно пристроить в английскую спецшколу, которая располагалась через два двора. Это был самый жирный плюс из всех, которые мысленно поставила Катя новому дому и району. Сначала, конечно, сопротивлялись брать не по прописке, но Сергей включил обаяние, очень напирал на то, что Дарька не просто так, а дочь двух практикующих преподавателей, потому с директором и завучем расстались друзьями. Никаких взяток, замаскированных под «нужды школы», с них не потребовали — очень кстати, иначе пришлось бы отложить обучение еще на год, благо возраст позволял.

В Дарькину комнату перетащили хозяйскую кушетку; кухонный стол, который прочили на выброс и вовсю использовали во время ремонтных работ, накрыли яркой голубой клеенкой и приспособили под письменный. Из досок, найденных на балконе, Сергей смастерил небольшой стеллажик, чтобы можно было хранить игрушки, учебники и прочие школьные принадлежности.

— Голо как-то, — сказала Катя с сомнением.

— Зато воздуху много! — улыбнулся Сергей.

А Тимофей, по обыкновению, не сказал ничего.

Саму Дарьку свекор со свекровью доставили в конце августа.

— Господи, — едва слышно прошептала Катя, увидев дочь. — Как поросенок…

Но тут же надела самую радушную свою улыбку и со свекровью троекратно расцеловалась. Дарька стала после лета вся лоснящаяся, неповоротливая, на лице играл диатезный румянец во всю щеку.

— Мама, папа! — крикнула Дарька с порога. — Смотрите, что мне дедушка подарил!

И повернулась спиной. За плечами висел красный многоярусный ранец с Микки-Маусом на кармашке.

— Катенька, тут всё-всё-всё! — рапортовала свекровь, помогая запыхавшейся Дарьке избавиться от этой фундаментальной конструкции. — И карандаши, и ручки, и обложки, и тетрадки, и линейки, и пенал! Говорила: дай понесу. Так ведь нет! Всё сама, сама! Ты ж моя девочка!

Свекровь затормошила освобожденную Дарьку и влажно поцеловала в красную щеку.

— Ба, чешется! — пожаловалась Дарька, утираясь тыльной стороной ладони.

— Я вам тут мазь от диатеза. Хорошая, немецкая! — свекровь закопошилась в бездонной дамской сумочке, больше похожей на хозяйственную, и вынула оттуда несколько одинаковых прямоугольных коробочек, стянутых канцелярской резинкой. — В запас. Ее достать трудно.

— Спасибо, — сдержанно поблагодарила Катя и коробочки приняла.