В ролях (сборник)

Никогда не понимала Катя, почему мама и ее многочисленные подруги послевоенного поколения употребляют слово «умный» в качестве ругательства, а когда хотят действительно похвалить человека, лепят уменьшительное «умненький». Она смотрела на кричащую тещу, долго смотрела. И оттого, быть может, что не моргала, слезы быстро высохли. Она улучила момент, когда теща возьмет небольшую дыхательную паузу между криком и криком, и очень спокойно сказала, что разъезд состоится в самые кратчайшие сроки, вне зависимости от желания или нежелания тещи, поскольку квартира приватизирована в трех равных долях — на тещу, на Катю и на Дарьку, а Дарькин официальный опекун, естественно, Катя, и если по закону ей, Кате, захочется выставить на продажу две доли из трех (а ей хочется, никогда так не хотелось, как сегодня!), то она это сделает; а коль скоро теща вздумает сопротивляться, то Катя подаст в суд на разделение коммунальных платежей и потом продаст две комнаты из трех первым встречным гастарбайтерам; и нет, дорогая мама, это не пустая угроза, комнаты ведь изолированные; а тогда, раз по-человечески вести себя не желаешь, добро пожаловать в коммуналку! Сказала и ушла вслед за мужем, дверь комнаты за собою прикрыв тихо-тихо, так что слышно было, как идут коридорные часы с кукушкой, доставшиеся от бабушки, и стала помогать складывать вывернутые из шкафа вещи покомпактнее, чтобы побольше влезло в отпускной чемодан. Катя и Сергей не смотрели друг на друга и ничего не говорили — а что тут скажешь?

Теща тоже примолкла в коридоре. Повлажнела глазами, присела на краешек галошницы, по-бабьи сложила руки на животе, как это делали солдатские матери в старых советских фильмах про ВОВ, когда им приходила похоронка, и стала тяжеленько вздыхать в сторону Катиной комнаты, но Катя к ней, конечно, не вышла.

Сергей занял у бывшего однокурсника надувной двуспальный матрас, и через тридцать шесть часов, когда линолеум подсох, супруги окончательно перебрались на новое место. Из мебели ничего брать принципиально не стали, пусть теще остается. Взяли только кое-что Дарькино, да свой компьютер, да музыку, да DV D — проигрыватель, который не к чему было подключить, потому что телевизор тоже был тещин. Спасибо, друзья на машине приехали, помогли за одну поездку все забрать. Почти сразу наняли, во избежание вышеописанных ситуаций, профессионального риелтора из солидной фирмы (накладно, конечно, зато спокойнее). И стали жить дальше.

Теща не понимала, в чем провинилась перед детьми. Да разве много она просила? Только уважения, отношения человеческого! Неужели трудно с пожилым опытным человеком поговорить лишний раз и спасибо сказать — что вырастила-вынянчила, воспитала и образование дала? А то все одна да одна, в собственном доме — точно гостья незваная; ни про давление не спросят, ни сериал любимый не обсудят, вообще ничего. Только сидят обнявшись, как попугаи-неразлучники, и всех вокруг ненавидят. Нелюди! На риелтора, впрочем, согласилась. Теща так была воспитана, что привыкла жертвовать собою ради дочери, и коль скоро в этот раз нужно было пожертвовать собственным домом, она была готова: она всегда знала, что придет время и Катя ее оберет как липку, — все они нынче такие. Вот и двоюродную сестру дети из дому на улицу выставили, скитается теперь по чужим людям. Ох-ох-ох… Плакала, конечно, и подругам жаловалась, но терпела. Теща так была воспитана, что считала — страдание человека возвышает.

И Катя плакала — когда пришлось оформить в дополнение ко всем текущим долгам два кредита с нулевым первым взносом: на новую плиту под свою зарплату и на холодильник — под мужнюю. Но ей было гораздо проще, чем теще, — Сергей был рядом, он смешил, и утешал, и говорил: «Потерпи, солнышко, всё образуется, трех месяцев не пройдет!». Это ужасно важно, когда кто-то смешит и утешает.