В Россию с любовью

— А скоропостижно скончавшийся Эдичка? А трупы наших ребят? Я ведь их лично на задержание Шадуры отправил. Не дуэль же они в «Волге» затеяли?

— Но и не депутат толстозадый их ликвидировал. Его самого, скорее всего, с дыркой во лбу отыщут.

— Согласен, — кивнул Власов. — А пока наша задача заключается в поисках дискеты. Даже если ее не существует, то найти ее все же придется. — Черты его лица ужесточились. — От нас требуют результат, и результат в любом случае должен быть положительным.

— Вот-вот, — проворчал Громов. — Терпеть не могу мутки подобного рода. Какие-то гомики с депутатскими мандатами, какая-то подозрительная возня вокруг отчета правительственной комиссии… Да тут за версту большой политикой несет. Сплошная помойка. А ты из нее положительный результат вынь да положь. — Громов расплющил недокуренную сигарету в пепельнице и зло закончил: — Навозну кучу разгребая…

Власов с интересом наблюдал за своим подчиненным. Нечасто тот позволял себе импульсивные жесты. Реже, чем ухоженное оружие дает осечку.

— Закончил свой всплеск эмоций? — поинтересовался он, вытряхивая в урну остатки сигареты. Стоило ему вернуть пепельницу на место, как Громов закурил снова и, порывисто затянувшись, подтвердил:

— Так точно.

— Прекрасно, — лучезарно улыбнулся Власов. — Тогда позволь поинтересоваться, майор, с чего ты собираешься начать?

— Известно с чего. — Громов пожал плечами.

— Тебе, может, и известно, а мне невдомек. — Власов продолжал улыбаться, но выражение его глаз за отсвечивающими стеклышками очков распознать было невозможно. — Поделись с начальником. — Последнее слово было произнесено с нажимом, а очки, поймавшие луч солнца, ярко сверкнули.

Громов затянулся дымом, выпустил его тугой струей через ноздри и заявил:

— Для начала думаю хорошенько разворошить весь этот петушатник.

— Что-что? — Власову пришлось поправить на переносице дужку очков, которые перекосились от неожиданности. — Шороху в Думе собираешься навести, что ли? Остынь, майор. Это лишнее.

— Разве я Думу имел в виду? — Громов притворился удивленным. — Я намереваюсь связями Эдички Виноградова заняться. Здесь, — он ткнул пальцем в желтую целлулоидную папочку, лежащую перед ним на столе, — говорится, что молодой человек не только рядом с политиками и поп-звездами задком отирался, но и с журналистской братией.

— Думаешь, эта публика могла пойти на убийство? — быстро спросил Власов.

— Запросто. Некоторые из них законченные подонки. Я журналистов имею в виду, — уточнил Громов.

— А почему не политиков или поп-звезд?

— Всякие гнилые сенсации с душком не по их части. Эти все больше самостоятельно свой кусок урывают, каждый на свой лад. А СМИ вокруг них кормятся. — Погасив вторую сигарету, Громов проворчал: — Передача «Мир дикой природы». Там частенько подобные сценки показывают.

Власов вспомнил, как недавно смотрел с внуком документальный фильм о стервятниках, но вслух сравнение не привел. Громов мог подразумевать совсем других хищников, без перьев. Например, гиен или шакалов.

— Наши аналитики тоже отдают предпочтение этой версии, — сказал Власов. — Сейчас для тебя готовят сведения по знакомым Эдички. Все, что удастся накопать, через час будет в твоем распоряжении. Считай, тут тебе повезло.

— М-м? — Громов недоверчиво поднял брови: не ослышался ли он?

— Повезло, повезло, — подтвердил Власов. — Такая яркая личность, как Эдичка, давно у нас под колпаком, а значит, и связи его прослеживаются довольно четко. Это тебе не какой-нибудь сантехник Потапов, майор.

— Очень жаль, — вздохнул Громов. — Наверняка у любого сантехника биография чище и светлее, чем у этого танцора.

Власов промолчал, давая этим понять, что разговор закончен.

* * *

Секретарь Светлана Копейкина восседала в приемной Власова с таким видом, словно в любой момент готова была вскочить и вытянуться по стойке «смирно». Младший лейтенант до мозга костей, хотя и в юбке. Громов никогда не упускал повода бросить ей приятное словцо — уж слишком скованно держалась девушка. Гораздо приятнее было видеть ее улыбающейся, чем напряженной и немигающей, будто она каждое мгновение была готова к тому, что ее сфотографируют для служебного удостоверения.

— Как жизнь, Светик? — спросил Громов, остановившись возле ее стола.

Все на нем содержалось в идеальном порядке. Ни рассыпанных скрепок, ни чашек из-под кофе, ни посторонних безделушек, без которых трудно представить себе детей и женщин.

— Спасибо, нормально, — откликнулась Копейкина. Она отличалась от тысяч других секретарш то ли чересчур бледной помадой, то ли необычайно яркими от природы губами. Пока не поцелуешь, не разберешь.

— Ты имеешь в виду любовный фронт или невидимый?

— Невидимый? — Копейкина все же не удержалась, захлопала своими ресницами. Казалось, странички на столе перед ней сейчас зашевелятся от легкого ветерка.

— Ты разве не знаешь, что в народе нас зовут бойцами невидимого фронта? — удивился Громов.

— Теперь знаю. — Глаза Копейкиной перестали моргать и опять сделались неподвижными, как на снимке.

Громов улыбнулся: