Въ русскихъ и французскихъ тюрьмахъ

На какія дальнѣйшія «улучшенія» можно указать за эти двадцать пять лѣтъ? Я почти забылъ упомянуть о петербургскомъ «Домѣ предварительнаго заключенія», которымъ обыкновенно хвалятся предъ иностранцами. Въ немъ имѣется 317 одиночекъ и нѣсколько камеръ большихъ размѣровъ, такъ что, въ общемъ, въ немъ можетъ быть помѣщено 600 мужчинъ и 100 женщинъ, содержимыхъ въ тюрьмѣ въ ожиданіи суда. Вотъ, кажется, и всѣ «улучшенія». При въѣздѣ въ любой русскій городъ вы увидите грязный, старый, мрачный «острогъ»; ничто не измѣнилось въ бытѣ этихъ остроговъ за послѣдніе 25 лѣтъ. Кое-гдѣ построены новыя тюрьмы, кое-гдѣ поправлены старыя; но тюремная система и обращеніе съ арестантами остались тѣ же: въ новыхъ зданіяхъ прочно засѣлъ духъ стараго режима, и ждать дѣйствительнаго обновленія въ тюремномъ мірѣ можно будетъ лишь тогда, когда обновится весь строй русской жизни. Въ настоящее же время всякаго рода «реформы» нерѣдко ведутъ къ ухудшенію положенія.

Каковы ни были недостатки тюремъ въ прежнее время, все же въ 1862 г. надъ всей страной пронеслось дуновеніе широкаго гуманизма, проникавшее самыми разнообразными путями даже въ нѣдра русскихъ тюремъ. А теперь… «держите ихъ въ ежевыхъ рукавицахъ», — эхомъ проносится по русскимъ тюрьмамъ.

Глава II Русскія тюрьмы

Общественное мнѣніе наиболѣе просвѣщенныхъ людей Европы давно пришло къ тому заключенію, что наши карательныя учрежденія далеки отъ совершенства и, въ сущности, являются живыми противорѣчіями современнымъ теоріямъ о разумномъ способѣ обращенія съ заключенными. Нельзя больше ссылаться на старый принципъ lex talionis — права общественной мести преступнику. Мы понимаемъ теперь, что и преступники и герои — въ равной степени являются продуктами самого общества; мы, въ общемъ, признаемъ, по крайней мѣрѣ въ теоріи, что, лишая преступника свободы, мы взамѣнъ должны озаботиться объ его исправленіи. Таковъ — идеалъ, но дѣйствительность является горькой насмѣшкой надъ этимъ идеаломъ. Убійцу мы, безъ дальнѣйшихъ размышленій, отдаемъ въ руки палача; человѣкъ, попавшій въ тюрьму, вмѣсто нравственнаго исправленія — выноситъ изъ нея усиленную ненависть къ обществу. Унизительныя формы подневольнаго тюремнаго труда — внушаютъ ему отвращеніе къ работѣ вообще. Испытавъ всякаго рода униженія со стороны болѣе счастливыхъ членовъ общества, умѣющихъ грѣшить не преступая законовъ, или людей, которыхъ условія жизни оградили отъ искушеній, ведущихъ къ преступленію, — преступникъ научается глубоко ненавидѣть этихъ благополучныхъ людей, унижавшихъ его, и проявляетъ свою ненависть въ формѣ новыхъ и новыхъ преступленій.

Если карательныя учрежденія Западной Европы оказались не въ силахъ — хотя бы до извѣстной степени — приблизиться къ тѣмъ идеаламъ, осуществленіе которыхъ являлось единственнымъ оправданіемъ ихъ существованія, — что же остается сказать о карательныхъ учрежденіяхъ Россіи? Невѣроятная продолжительность подслѣдственнаго, предварительнаго заключенія; отвратительная обстановка тюремъ; скучиваніе сотенъ арестантовъ въ крохотныхъ, грязныхъ камерахъ; вопіющая безнравственность тюремныхъ надзирателей, практически всемогущихъ, вся дѣятельность которыхъ сводится къ застращиванію, угнетенію и выжиманію изъ арестантовъ тѣхъ несчастныхъ грошей, которые имъ удѣляетъ казна; вынужденная отсутствіемъ работы лѣнь; совершенное невниманіе къ нравственнымъ нуждамъ арестантовъ; циническое презрѣніе къ человѣческому достоинству и развращеніе арестантовъ, — таковы характерныя черты тюремной жизни въ Россіи. Причина этихъ явленій лежитъ, конечно, не въ томъ, чтобы принципы русскихъ карательныхъ учрежденій были менѣе возвышенны, чѣмъ тѣ же начала въ Западной Европѣ. Наоборотъ, я склоненъ думать, что духъ этихъ учрежденій въ Россіи гуманнѣе. Несомнѣнно, что для арестанта менѣе унизительно заниматься полезнымъ трудомъ въ Сибири, чѣмъ проводить жизнь, щипая смоленый канатъ, или лазя какъ бѣлка, по вертящемуся колесу[3]; а если уже выбирать изъ двухъ золъ, то русская система, не допускающая смертной казни, предпочтительнѣе западноевропейской. Къ несчастью, въ бюрократической Россіи самые гуманные принципы дѣлаются неузнаваемыми, когда ихъ начинаютъ примѣнять къ дѣлу. Поэтому, разсматривая русскую тюрьму и ссылку такими, какими онѣ стали, вопреки духу закона, мы должны признать, вмѣстѣ со всѣми изслѣдованіями, дѣйствительно изучавшими русскія тюрьмы, что онѣ являются оскорбленіемъ человѣчества.

Однимъ изъ лучшихъ результатовъ либеральнаго движенія 1859–62 гг. была судебная реформа. Старые суды съ ихъ бумажной волокитой, колоссальнымъ взяточничествомъ и продажностью, отошли въ область преданія. Судъ съ присяжными, уже существовавшій въ древней Руси, но задавленный московскими царями, былъ введенъ снова. «Положеніемъ» объ освобожденіи крестьянъ были введены волостные суды для разбора мелкихъ крестьянскихъ тяжбъ. Новый судебный уставъ, обнародованный въ 1864 году, вводилъ мировыхъ судей, въ Россіи избираемыхъ населеніемъ, а въ Польшѣ и Литвѣ назначаемыхъ короной.