Читаем В. С. Печерин: Эмигрант на все времена полностью

Постепенно среди ирландских священников оказывается все меньше иностранцев. Колледж Св. Патрика в Мейнуте стал готовить местные кадры из детей крестьян. Католичество уже не подвергалось прямым гонениям, но положение католических священников и католического населения оставалось уязвимым. Католики считались врагами протестантской истины и морали, угрозой свободе и обузой для национального бюджета. Католические церкви продолжали подвергаться нападкам, особенно серьезны были угрозы в адрес семинарии в Мейнуте[66]. Печерину было суждено оказаться в центре непрекращающейся борьбы протестантизма с католической церковью. В стране были очень активны различные протестантские Библейские общества. В задачу Библейских обществ входил новый перевод, широкое изучение Библии и активная антикатолическая пропаганда. Католические священники старались всемерно ей препятствовать. Во время миссий редемптористы и другие католические миссионеры отстаивали истины католических догматов и призывали паству сдать полученные от Библейских обществ протестантские библии. В этой борьбе родился стереотип католического монаха, подвергающего святые книги кострам инквизиции. В газетах помещались соответствующие карикатуры и памфлеты. Антирусские настроения, связанные с Крымской войной (1854–1855), были также сильны. В этой обстановке и произошло событие, отчет о котором Герцен читал в лондонской «Таймс», органе заведомо антикатолического направления.

С 13 октября по 7 ноября 1855 года Печерин проводил миссию в Кингстоне (Дин Лири). Заранее было объявлено о завершающем 5 ноября миссию публичном сожжении «безнравственной литературы». Мак-Уайт усматривает в выборе даты намеренную иронию Печерина: 5 ноября в Англии – день Гая Фокса, когда по традиции жгут костры в годовщину неудавшегося «порохового заговора», попытки преследуемых католиков взорвать английский парламент в 1605 году. Англиканский священник Уоллес решил воспользоваться случаем разжечь антикатолические страсти. Он поручил маленькому мальчику положить на подготовленную к сожжению груду бульварных романов и развлекательных журналов несколько экземпляров протестантской библии. Немедленно после сожжения Уоллес подал жалобу и произнес проповедь, которую тут же под названием «Глас из пламени. Проповедь о публичном сожжении Библии редемптористами в Кингстоне», издал брошюрой в несколько тысяч экземпляров. Он сам написал также несколько писем в местную газету за разными подписями с требованием судить папистского изувера.

Печерин был привлечен к суду, ставшему значительным событием в истории общественной жизни Ирландии. Исследование проливает свет на скрытые обстоятельства этого дела. Судя по неопубликованным документам государственного архива в Дублине, местная полиция не спешила выдвигать обвинение. Зная, по словам Мак-Уайта, участников драмы достаточно хорошо, она сразу заподозрила, что обвинение было сфабриковано. Делу был дан ход только 26 ноября, после политического давления, оказанного экстремистскими протестантскими ассоциациями. Другой неожиданностью оказалось неопубликованное письмо отца де Бюггеномса к А. В. Тревельяну от 12 ноября 1855 года, свидетельствующее о том, что он воздержался от поддержки Печерина (Мак-Уайт 1980: 138).

Судили Печерина в знаменитом здании суда на Грин стрит в Дублине, известном судами над деятелями ирландского национально-освободительного движения. Его защищал блестящий адвокат Томас Хаген, в дальнейшем первый за триста лет католик лорд-канцлер Ирландии. Гершензон очень подробно описывает ход двухдневного процесса (7 и 8 декабря 1855 года). Обстановка в переполненном зале суда была накалена. Обвинение распадалось на глазах публики. Наибольший восторг сочувствующих вызвал допрос одного из свидетелей:

– Откуда ты знаешь, что это был Завет?

– Я видел слово «Завет» на книге.

– Это был Старый или Новый Завет?

– Переплет был новый.

Все свидетели обвинения были протестантами, знакомы между собой, они путались в показаниях. Один из свидетелей, протестантский священник, на вопрос адвоката, почему он, увидев библии в груде книг, предназначенных для сожжения, не вмешался и не предотвратил кощунство, не нашелся, что ответить.

Речь Хагена, напечатанная во многих газетах, приводится Гершензоном. Ее стоит перечитать, принимая во внимание, что и в наши дни один из исследователей жизни Печерина, полагая, что безверие способствует преступным наклонностям, пишет: «Мы не утверждаем, что Печерину удалось ввести в заблуждение судей (судил и оправдал Печерина суд присяжных. – Н. П.), так как без каких-либо аргументов это звучало бы клеветнически, но мы лишь позволяем себе сомневаться в его невиновности» (Местергази 1996: 38). Сама же возможность публичного сожжения протестантских библий католическими священниками в Ирландии середины XIX века под сомнение не ставится.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное