Читаем В садах Эпикура полностью

Вспомнил свою первую поездку в Ленинград. Это случилось где-то в середине 50-х гг., когда между Москвой и Ленинградом стали курсировать большие реактивные самолеты. Я решил убить двух зайцев: прокатиться на ТУ-104 и посмотреть Ленинград. Билет на ТУ взял легко, матери сказал, что еду поездом, дабы она не волновалась. Прибыл на аэровокзал на площади Революции. Волновался. Летного стажа у меня тогда еще почти не было. Я летал во время войны на У-2, да потом из Таласа во Фрунзе, когда меня вывернуло от выпитого кумыса. Не знал, как перенесу полет в большом самолете. Впрочем, знал: он летит на большой высоте, не испытывает качки. Добрались до аэродрома, погрузились в самолет, я занял место у иллюминатора, рядом со мной сел какой-то старикан молодцеватого вида. На табло появился сигнал: застегните ремни. Старикан не обратил на него внимания. К нему подошла стюардесса, попросила выполнить это предписание – застегнуть ремни. Старикан заупрямился: он много раз летал. Стюардесса настаивала, старикан упрямился. Наконец, он все-таки застегнул ремни. Самолет вышел на взлетную полосу и помчался по ней. Меня поразила скорость разбега. Через час мы благополучно высадились в Ленинграде. Полет мне понравился. Я вышел из самолета. Подумал: куда же дальше? Ведь знакомых в Ленинграде нет. Я осмотрелся и встретился глазами с высоким мужчиной хмурого вида. Он спросил меня: «Впервые?» Я кивнул. Он продолжал: «Я тоже. Пошли вместе, поищем жилья!» И мы тронулись. Автобусом добрались до города. Первая гостиница, которая нам попалась, была «Астория». Мы вошли и потребовали номер. Нас спросили, из какого мы государства и с улыбкой похвалили за хорошее русское произношение. Поскольку мы оказались всего лишь гражданами Советского Союза, то места нам не дали. Примерно такой же разговор произошел в других первоклассных гостиницах. Где-то над нами сжалились, посоветовали толкнуться на постоялый двор на Васильевском острове. Я помнил, что на этом острове жил кто-то их героев Пушкина и, что он был одной из колыбелей революции. Мы пошли туда и … о, радость! Нам выделили по койке в громадной комнате десятка на два человек. В нашем жилье устойчиво держался запах блевотины, настоянной на водке с чесноком. Мы на это не обратили внимания, зафиксировали свои места и отправились в город. До поздней ночи осматривали все, что можно. Утром пошли в Эрмитаж, проходили там день, потом второй, третий! Мы шли из зала в зал. Я узнавал знакомые по репродукциям вещи и картины. Много, конечно, было просто нового незнакомого. Эрмитаж произвел громадное впечатление. Потом бродили по набережным, узнавали исторические места. Сходили в Русский музей, в Казанский собор, съездили в Петергоф. Дней десять я и мой новый знакомый на расставались ни на час. Мы стали друзьями, говорили обо всем, вплоть до политики! И все совершенно откровенно. Расставались проникновенно, пожав друг другу руки, пожелав всяческих благ. На автобусной остановке, откуда я поехал в аэропорт, мы расстались. Я не знаю, с кем я провел рядом десять дней. Мы не спросили друг у друга даже имени и фамилии. Не требовалось. Он мне не задавал вопросов, я его ни о чем не спрашивал. Это была полная психологическая совместимость. Так закончилась моя первая поездка в Питер.

1 апреля я был в Москве и явился в Сектор Древней Истории. Здесь все суетились и готовились к отъезду. Я получил пригласительный билет, программу конференции, тезисы докладов. Мне выдали сделанный из ватмана значок с напечатанной на машинке надписью: А. Л. КАЦ. ОШ. Такие значки были заготовлены для всех участников конференции, их надлежало носить, чтобы все знали, кто ты и откуда. Сергей Львович Утченко заявил, что для участников конференции будет дан банкет. Желающие участвовать в нем должны дать 10 руб лей. Иностранцы приглашаются бесплатно. Я заявил, что рассчитываю на приглашение, как гражданин суверенного государства и представитель Киргизской ССР. С. Л. Утченко ответил, что он разделяет мои чувства, готов поставить вопрос в Оргкомитете, но предупредил: пока там разберутся, банкет пройдет. После этого он стал вслух составлять меню банкета. Я тут же вынул 10 рублей и сказал, что снимаю свои требования: «Париж стоит мессы!» Сергей Львович согласился. Потом я сдал деньги на билет на поезд. Решили ехать поездом, чтобы ночью выспаться, а утром 9-го апреля быть в спортивной форме. С. Л. Утченко ехал с супругой и изъявил желание, чтобы я разместился в купе вместе с ними.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное