В садах Лицея. На брегах Невы

«Дом её, на Большой Миллионной, был артистически украшен кистью и резцом лучших из современных художников, — рассказывал Вяземский. — Хозяйка сама хорошо гармонировала с такою обстановкою дома. Тут не было ничего из роскошных принадлежностей и прихотей скороизменчивой моды. Во всём отражалось что-то изящное и строгое. По вечерам немногочисленное, но избранное общество собиралось в этом салоне: хотелось бы сказать — в этой храмине, тем более, что и хозяйку можно было признать жрицею какого-то чистого и высокого служения. Вся обстановка её, вообще туалет её, более живописный, нежели подчинённый современному образцу, всё это придавало ей и кружку, у неё собиравшемуся, что-то не скажу таинственное, но и не обыденное, не завсегдашнее».

В своём необычайном наряде, с чёрными кудрями по плечам, Голицына действительно напоминала Пифию — жрицу-прорицательницу из храма Аполлона в Дельфах, а её ночные гости — посвящённых, собравшихся, чтобы совершить какой-то древний обряд.

Одним из этих «посвящённых» был юный Пушкин. Ему нравилась таинственная прелесть ночных собраний у Голицыной.

Княгиня Полночь происходила из старинного дворянского рода. А граф Лаваль, в салоне которого Пушкин также нередко бывал, принадлежал к новой знати.

И. С. Лаваль. Портрет работы неизвестного художника. 20-е годы XIX века.

Об удивительной истории графа Лаваля немало толковали в гостиных обеих столиц. Пушкин знал её от родителей.

Сын виноторговца, молодой Лаваль покинул Францию и явился в Петербург, не без основания полагая, что достаточно быть французом, чтобы добиться в России многого. Поначалу определился он учителем в Морской корпус. Вскоре судьба ему улыбнулась. Богатейшая наследница Александра Козицкая согласилась стать его женой. Дело, казалось, сладилось. Но мать Козицкой вдруг воспротивилась. Она не пожелала отдать свою дочь безвестному французу. Лаваль же, как говорится, родился в рубашке. Его возлюбленная решилась на смелый поступок: она подала прошение самому царю — Павлу I.

У Павла был скорый суд. Он велел запросить мать девушки о причине отказа. Та ответила: «Во-первых, Лаваль не нашей веры; во-вторых, никто не знает, откуда он; в-третьих, чин у него больно невелик».

Павлу не понравилась такая амбиция. Ведь сама-то Козицкая происходила из купцов. Он вздёрнул свой короткий нос и отбарабанил скороговоркой: «Во-первых, он христианин; во-вторых, я его знаю; в-третьих, для Козицкой чин у него достаточен, а потому обвенчать».

Дом № 4 по набережной Красного флота (бывшая Английская), принадлежавший И. С. Лавалю. Фотография.

Парадная лестница в доме Лаваля. Фотография.

И вот в начале прошлого века известный архитектор Тома де Томон перестроил для Лаваля барский особняк на аристократической Английской набережной, превратив его в чудо архитектуры, роскошный дворец, одно из красивейших зданий Петербурга.

Лаваль пошёл в гору, получил титул, чины, награды. В своём роскошном доме давал он пышные празднества.

Сюда на балы и рауты являлся и Пушкин.

Дом сиял огнями. У подъезда, охраняемого каменными львами, стояла вереница карет. Сквозь затуманенные стёкла зеркальных окон можно было различить силуэты гостей.

Перед померкшими домами
Вдоль сонной улицы рядами
Двойные фонари карет
Весёлый изливают свет
И радуги на снег наводят;
Усеян плошками кругом,
Блестит великолепный дом;
По цельным окнам тени ходят,
Мелькают профили голов
И дам и модных чудаков.

Сбросив на руки лакею шинель, Пушкин по роскошной мраморной лестнице поднимался в бальную залу.

Бал. Акварель неизвестного художника. 20-е годы XIX века.

Огромная зала была ярко освещена. В хрустальных люстрах, в медных стенных подсвечниках — повсюду горели свечи. По обе стороны залы вдоль стен стояло множество раскрытых ломберных столов. На их зелёном сукне уже ожидали игроков нераспечатанные колоды карт. В то время как молодёжь плясала, пожилые солидные гости усаживались за вист. Музыка гремела. По сверкающему паркету кружились пары. Чёрные фраки, цветные мундиры мужчин смешивались с ослепительными туалетами дам.

Вошёл. Полна народу зала;
Музыка уж греметь устала;
Толпа мазуркой занята;
Кругом и шум и теснота;
Бренчат кавалергарда шпоры;
Летают ножки милых дам;
По их пленительным следам
Летают пламенные взоры,
И рёвом скрыпок заглушён
Ревнивый шёпот модных жён.

Пушкину нравились балы.

Во дни веселий и желаний
Я был от балов без ума:
Верней нет места для признаний
И для вручения письма.