В садах Лицея. На брегах Невы

Литератор Катенин, который летом 1817 года познакомился с Пушкиным, рассказывал: «Желая быть учтивым и расплатиться визитом, я спросил: где он живёт? Но ни в первый день, ни после, никогда не мог от него узнать, он упорно избегал посещений».

У Пушкина бывали лишь близкие друзья. Почему? Для этого существовали основательные причины.

Сергей Львович и Надежда Осиповна поселились в Коломне из соображений экономии. Конечно, они предпочли бы жить где-нибудь на Морской или на Фурштадтской, но тамошние апартаменты им были не по карману. Квартиры же в Коломне стоили сравнительно дёшево. Здесь можно было не тесниться. Квартира в доме Клокачёва состояла из семи комнат. Три — окнами на улицу, набережную Фонтанки.

Пушкины жили в верхнем, втором этаже — «над Корфами». По воле случая два недавних лицеиста — Александр Пушкин и Модест Корф — оказались в Петербурге вновь под одной кровлею. Родители Корфа снимали квартиру в том же доме.

Пушкин и Корф никогда не были близки. Благонравный Моденька стремился сделать карьеру. И впоследствии сделал: стал крупным чиновником, получил графский титул. Вспоминая свою юность, он не без злорадства описывал жизнь семьи Пушкиных в доме Клокачёва: «Дом их представлял всегда какой-то хаос: в одной комнате богатые старинные мебели, в другой пустые стены, даже без стульев; многочисленная, но оборванная и пьяная дворня; ветхие рыдваны с тощими клячами, пышные дамские наряды и вечный недостаток во всём, начиная от денег и до последнего стакана».

Домашняя жизнь родителей Пушкина действительно отличалась безалаберностью. Объяснялось это особенностями характера как Сергея Львовича, так и Надежды Осиповны.

С. Л. Пушкин. Портрет работы неизвестного художника. 20-е годы XIX века.

Не имея расположения ни к какого рода серьёзной деятельности, Сергей Львович предпочитал всему визиты, развлечения, занимательную беседу. Был он начитан, образован. Любил театр, литературу. Украшал поэтическими безделками дамские альбомы. Его стихией были салоны, гостиные. Там он чувствовал себя как рыба в воде.

О его беспечности ходили легенды. Когда-то в молодости, при Павле I, Сергей Львович служил в гвардии. У него была привычка, сидя у камина, помешивать горящие угли. И он не нашёл ничего лучшего, как использовать для этого свою офицерскую трость. Отчего та и обгорела. Заметив, что он пришёл на учение с обгорелой тростью, командир сказал ему: «Уж вам бы, господин поручик, лучше явиться с кочергой на учение».

Некто Б., сменивший Сергея Львовича на посту начальника комиссариатской комиссии в Варшаве, рассказывал, что, придя принять дела, застал своего предшественника не за счетами и бумагами, а за чтением французского романа. К своим обязанностям помещика, как и ко всему, что доставляло беспокойство и хлопоты, Сергей Львович питал непреодолимое отвращение. Управлять имениями поручил он приказчикам, и те исправно обкрадывали и его, и крестьян.

Домом он не занимался, передоверив всё жене.

Надежда Осиповна была плохая хозяйка. Да и где было ей, единственной балованной дочери, стать хорошей хозяйкой?

Она выросла при обстоятельствах не совсем обыкновенных. Отец её, Осип Абрамович Ганнибал, третий сын знаменитого «арапа Петра Великого», Абрама Петровича Ганнибала, был человеком до крайности легкомысленным. Едва успев жениться, он оставил жену свою Марию Алексеевну и маленькую дочь. Надежда Осиповна росла при матери.

У безжалостно покинутой Марии Алексеевны только и свету в окошке было что Наденька. Безмерно любя дочь, она растила её белоручкой-барышней. Французский язык, фортепьяно, манеры. Смуглая красавица, наделённая природным умом, Надежда Осиповна быстро превзошла все эти премудрости, но, оберегаемая матерью от житейских тягот, была начисто лишена домовитости, расчётливости. Выйдя замуж, она не изменилась. Она не меньше, чем муж, любила светские развлечения. Обязанности хозяйки ей докучали. Неуравновешенная и вспыльчивая, она вносила эти качества в управление домом. То с полным равнодушием взирала на всяческие беспорядки, то строго взыскивала за всякий пустяк. Как и все Ганнибалы, она была скора на расправу и тяжела на руку.

Слугам и детям (исключая любимца — Лёвушку) жилось в доме несладко. Особенно потому, что, ко всему прочему, Сергей Львович был скуп. Из-за разбитого стакана разыгрывалась трагедия. Сергей Львович мог целый час бегать по комнате и, мешая французские слова с русскими, кричать, что они бедны, что доходы от Болдина мизерные, что из Михайловского (это был камень в огород тёщи — Марии Алексеевны) присылают чёрт знает что: гуси и куры тощи, масло горькое, яйца как горох.

— В этом доме заговор, — объявлял Сергей Львович, — меня хотят разорить. Ты видишь, мой друг, — он обращался к Александру как к свежему человеку, — против меня заговор. Не удивляйся, если в один прекрасный день твой отец пойдёт по миру с сумой и посохом.

— Ну что вы, mon père, — пытался возражать Александр, — стакан стоит десять копеек.

— Ошибаешься: пятнадцать.