В садах Лицея. На брегах Невы

Однажды великий князь Михаил Павлович производил смотр 1-му батальону Преображенского полка. На рукаве одного из солдат великий князь заметил заплатку. Он подозвал Катенина и, нахмурившись, спросил:

— Это что? Дыра?

Другой поспешил бы извиниться и наказать солдата. Но не таков был Катенин. На мелочную придирчивость он ответил насмешкой:

— Никак нет, ваше высочество, это заплатка; именно затем, чтобы не было дыры, которую ваше высочество заметить изволили.

— А я вам говорю, что это дыра!

— А я имею честь докладывать вашему высочеству, что именно затем и заплатка, чтобы не было дыры.

Спор о заплатке стоил Катенину мундира. Его уволили в отставку. Но это случилось несколько позже, осенью 1820 года, а пока что Пушкин бывал в казармах на Миллионной, виделся с Катениным в театре, встречался в тех театральных домах, куда Катенин ввел его. Чаще всего — на «чердаке» у Шаховского.

На «чердаке» у Шаховского

Спектакли в Большом театре кончались рано, часов около девяти. И чуть ли не каждый вечер, выйдя из театра на площадь и садясь на извозчика, молодые театралы кричали одно и то же: «Во Вторую Подьяческую, пошел!»

Дом № 12 по Малой Подьяческой улице, где жил А. А. Шаховской. Фотография.

Минут через десять, а то и меньше, в зависимости от того, как бежала лошадка, извозчик останавливался на Второй Подьяческой возле дома, принадлежавшего статскому советнику Клеопину.

Статский советник к театру отношения не имел. Но в его доме, в третьем, верхнем этаже, который острословы прозвали «чердаком», жил князь Александр Александрович Шаховской — неотъемлемая принадлежность петербургского театра.

Шаховской был драматургом, режиссером, профессором сценического искусства. Из года в год на сцене Большого театра шли в его постановке его многочисленные пьесы, в которых играли его ученики.

К Шаховскому и устремлялись писатели, художники, актеры, ценители талантов. Те, кто любили театр, умно и красно говорили о нем, выдавали устные дипломы на звание «почетного гражданина кулис», воздвигали и низвергали театральные кумиры.

«Чердак» был как бы главным штабом петербургских театралов.

Сюда Катенин привез однажды Пушкина.

A. A. Шаховской. Гравюра. 20-е годы XIX века.

Пушкин слышал о «чердаке» и сам хотел там побывать. Но арзамасскому Сверчку, казалось, не так-то просто явиться к беседчику «Шутовскому», которого он высмеивал и устно и письменно, на которого написал эпиграмму.

Еще недавно, в Лицее, Пушкин пылал ненавистью к автору «Липецких вод», посмевшему задеть самого Жуковского, звал его клеветником и твердил с чужого голоса, что интриги Шаховского свели в могилу поэта Озерова.

Теперь… Теперь Пушкин смотрел на многое уже по-иному. «Шумный рой» комедий Шаховского не привел его в восторг, но он не мог не признать, что рассыпанные в них насмешки над чувствительными вздохами Карамзина и «страшными» мечтаниями Жуковского не так уж несправедливы. Да и Шаховской изменился. Пушкин слышал, что он публично извинился перед Жуковским за свои выходки против него. «Беседа» скончалась. Время сгладило обиды. И даже дядя Василий Львович, которого тоже уколол Шаховской, уже говорил о нем без прежней дрожи в голосе.

И Пушкин обрадовался, когда однажды Катенин передал ему приглашение Шаховского побывать на «чердаке».

— Во Вторую Подьяческую!

И вот он стоит перед домом Клеопина и смотрит, задрав голову, на небольшие ярко освещенные окна «чердака».

Шаховской встретил его в дверях — огромный, безобразный, с чудовищным животом — и приветствовал неожиданно тонким голосом, который совершенно не вязался с его необъятной фигурой. Он улыбался, раскланивался, весь лучился радушием. Крохотные глазки хитро поблескивали. Забавно глотая и перевирая слова (когда он торопился, то не выговаривал половины букв алфавита), Шаховской сказал, что слышал отрывки из «Руслана и Людмилы». И ему, страстному любителю святой Руси, они необыкновенно понравились. Выложив Пушкину весь запас комплиментов, он повел его представлять своим гостям.

Когда поздно ночью Пушкин с Катениным возвращались от Шаховского, между ними произошел разговор, который почти слово в слово запомнился Катенину. Говорили по-французски. Пушкин сказал:

— Знаете ли, он, в сущности, очень хороший человек. Никогда я не поверю, что он серьезно желал повредить Озерову или кому бы то ни было.

— Вы это думали, — возразил Катенин, — однако это писали и распространяли, — вот что плохо.

— К счастью, никто не прочел этого школьного бумагомарания; вы думаете, он знает что-нибудь о нем?

— Нет, потому что он никогда не говорил мне об этом.

— Тем лучше: поступим, как он, и никогда не будем больше говорить об этом.

В апреле 1819 года Василий Львович Пушкин писал в Варшаву Вяземскому: «Шаховской… мне сказывал, что племянник мой у него бывает почти ежедневно. Я не отвечал ни слова, а тихонько вздохнул».

Правоверный арзамасец Василий Львович не напрасно вздыхал. Его племянник действительно свел прочное знакомство с Шаховским.