В саду чудовищ. Любовь и террор в гитлеровском Берлине

Марта подобрала подол юбки почти до талии, подставляя колени лучам вечернего солнца и легкому ветерку, продувавшему автомобиль с открытым верхом. «Я была счастлива, – писала она, – мне нравилось, как проходит день, нравился мой спутник, я испытывала симпатию к серьезным, простодушным, добрым немцам, словно напоказ наслаждавшимся заслуженными тяжким трудом отдыхом и прогулками, – немцам, которые любовались и собой, и загородными красотами своей страны».

В шесть часов вечера Марта с Борисом въехали в город. Марта выпрямилась и опустила подол юбки, «как подобает дочери дипломата».

За время их отсутствия город изменился. Они поняли это не сразу. Они осознавали перемены постепенно, по мере приближения к Тиргартену. На улицах было меньше людей, чем обычно. Прохожие сбивались в «странные неподвижные кучки», как выразилась Марта. Автомобили ехали медленно. Борис уже собирался свернуть на Тиргартенштрассе, когда поток машин практически застыл. Они увидели армейские грузовики и пулеметы. И тут они заметили, что вокруг лишь люди в форме – главным образом в черной эсэсовской и зеленой форме геринговской полиции. Бросалось в глаза отсутствие коричневых рубашек штурмовиков. Это было особенно странно, учитывая, что штаб-квартира СА и дом капитана Рёма располагались совсем близко.

Они подъехали к контрольно-пропускному пункту. Номер машины Бориса указывал на его дипломатический статус. Полицейские махнули им: проезжайте.

Борис медленно ехал по городу, атмосфера которого вдруг стала зловещей. Напротив дома Марты, на другой стороне улицы, у парка, выстроилась цепочка солдат, стояли какие-то орудия и военные грузовики. Молодые люди заметили, что дальше по Тиргартенштрассе, на перекрестке с Штандартенштрассе – улицей, на которой жил Рём, – тоже стоят солдаты. Поперек улицы был натянут канат – она была перекрыта.

От обилия солдат и техники возникало ощущение удушья. Тускло-коричневые грузовики закрывали вид на парк. Было очень жарко. Уже наступил вечер, время давно перевалило за шесть часов, но солнце еще стояло высоко, его лучи оставались горячими. Еще недавно они радовали Марту, но теперь, как она вспоминала, были «обжигающими». Попрощавшись с Борисом, она побежала к парадной двери и быстро вошла в дом. Полумрак и прохлада за каменными стенами холла неприятно контрастировали с жарой на улице – у Марты даже закружилась голова, она словно «на мгновение ослепла от нехватки света».

Марта поднялась на второй этаж и увидела брата.

– Мы за тебя беспокоились, – сказал он.

Билл рассказал, что генерала Шлейхера расстреляли. Отец отправился в посольство, чтобы подготовить сообщение для Госдепартамента.

– Мы не знаем, что происходит, – добавил Билл. – В Берлине военное положение.

В первое мгновение Марта не поняла, о каком Шлейхере идет речь. А потом вспомнила: ну конечно, Шлейхер – тот самый генерал с военной выправкой, человек надежный и честный, как подобает военному, бывший канцлер, бывший министр обороны.

«Я села. Я ничего не понимала и ужасно огорчилась», – вспоминала Марта. Она не могла понять, за что расстреляли генерала Шлейхера. Он запомнился ей как человек «утонченный, учтивый, приятный, умный».

Билл сообщил, что расстреляли и жену Шлейхера. Стреляли им в спину, в их собственном саду; выстрелов было несколько. В течение следующих нескольких дней эта история обрастает новыми подробностями; неизменным будет оставаться одно: супруги Шлейхер мертвы.

К детям спустилась миссис Додд. Все трое прошли в одну из комнат для приемов. Там они сели рядом и некоторое время тихо переговаривались. Вскоре они заметили, что Фриц появляется слишком часто. Они закрыли все двери. Фриц продолжал то и дело сообщать о новых и новых звонках друзей и корреспондентов. Он выглядел испуганным – «побелел от страха», писала Марта.

Билл рассказал леденящую кровь историю. Хотя каждое новое сообщение было окутано туманом слухов, некоторые факты были вполне очевидны. Помимо четы Шлейхер, в тот день убили десятки, если не сотни людей. Это были официально санкционированные убийства, и они продолжались. Говорили, что Рём арестован и его дальнейшая судьба неизвестна.

Каждый телефонный звонок приносил новые вести, многие из которых звучали слишком дико, чтобы казаться правдой. Говорили, что по стране бродят специальные команды убийц, охотящихся на своих жертв. Карла Эрнста, шефа берлинского подразделения СА, выволокли с лайнера, на котором он с молодой женой собирался отправиться в круиз по случаю медового месяца. Видного представителя католической церкви убили прямо в его кабинете. Расстреляли еще одного армейского генерала, а также газетного музыкального критика. Казалось, убийства носят случайный, бессистемный, непредсказуемый, причудливый характер.

Был даже один трагикомический эпизод. Из офиса Рёма Додды получили краткий ответ на свое приглашение; Рём сообщал, что, к «огромному сожалению», не сможет присутствовать на званом обеде, который Додды планировали устроить у себя 6 июля, в пятницу, «поскольку будет в отпуске, чтобы пройти курс лечения»[826].