В саду чудовищ. Любовь и террор в гитлеровском Берлине

К этому времени возраст и болезни серьезно сказались на том мире, каким его помнила Марта по былым годам. В октябре 1952 г. умер от рака Билл Додд, оставив жену и двоих детей[998]. После Берлина он много лет кочевал с одной работы на другую и в конце концов осел в Сан-Франциско, где трудился продавцом в книжном отделе универмага Macy’s. Во время скитаний его левые взгляды привлекли внимание комиссии Дайса, которая объявила его кандидатуру «неподходящей» для службы в федеральных органах власти (он тогда служил в Федеральной комиссии по связи). После его смерти Марта осталась последней из семьи Додд. «Билл был отличный парень, прекрасный человек, очень добрый, ему довелось пережить много разочарований и страданий, может быть, даже слишком много, – писала Марта первой жене Билла, Одри. – Мне его ужасно не хватает, без него так пусто и одиноко»[999].

Квентин Рейнольдс скончался 17 марта 1965 г., в не столь уж преклонном возрасте – ему было 62 года. Путци Ханфштангль, чьи внушительные габариты, казалось, уже сами по себе делают его неуязвимым, ушел из жизни в Мюнхене 6 ноября 1975 г. Ему было 88 лет. Зигрид Шульц, «чикагский дракон», умерла 14 мая 1980 г. в возрасте 87 лет. А Макс Дельбрюк (вероятно, с новой роскошной шевелюрой) скончался в марте 1981 г. Теперь больше некому было храбриться и писать Марте, что «все отлично». Ему было 74 года.

Уход многих близких, друзей и знакомых печалил Марту и заставлял ее задумываться о серьезных вопросах. В марте 1984 г., когда ей было 75, а Стерну – 86 лет, она писала одной из подруг: «Как ты думаешь, где нам следовало бы умереть, если бы мы могли выбирать? Здесь или за границей? Разве тому из нас, кто останется жить, будет легче, если придется сидеть здесь в одиночестве, предаваясь мучительным воспоминаниям? Может быть, лучше уехать куда-нибудь к черту, на новое место? Или отправиться туда вместе и потом скорбеть там, грустить о несбывшихся мечтах, почти или совсем без друзей, в незнакомом окружении, но все-таки имея в запасе несколько лет, чтобы обустроить за границей какой-никакой дом?»[1000]

Марта пережила мужа. Стерн умер в 1986 г. Она осталась в Праге, хоть и писала друзьям: «Мне нигде не может быть так одиноко, как здесь»[1001].

Она умерла в 1990 г., в возрасте 82 лет, – не то чтобы героическая личность, но, несомненно, женщина с принципами, оставшаяся непоколебимой в своей убежденности, что поступала правильно, помогая Советам в борьбе с нацистами, когда почти весь мир не хотел ничего предпринимать. Она умерла, по-прежнему балансируя на опасной грани: странная птица в изгнании, вечно обещающая, флиртующая, вспоминающая былое, после Берлина неспособная успокоиться в роли hausfrau[1002], нуждающаяся в том, чтобы снова и снова чувствовать себя личностью яркой и значительной.

А Бассет, старый верный Бассет, пережил Марту на шесть лет. Он простился с великолепным лесным темно-пунцовым буком, росшим на заднем дворе его дома в Ларчмонте, и переселился в квартиру в Ист-Сайде на Манхэттене, где мирно скончался в возрасте 102 лет[1003].

Кода Table Talk [1004]

Через несколько лет после окончания Второй мировой войны всплыло собрание документов – записей разговоров Гитлера с его подручными[1005]. Записи вел его заместитель Мартин Борман. Одна из них посвящена беседе за обедом в октябре 1941 г. в «Волчьем логове» (Wolfsschanze), ставке Гитлера в Восточной Пруссии. В числе прочего речь зашла о Марте Додд.

Гитлер, когда-то поцеловавший ей руку, заметил:

– Подумать только, во всем министерстве не нашлось никого, кто смог бы вонзить когти в дочку бывшего американского посла Додда. А ведь к ней нетрудно было подкатиться. Это была их работа, и ее следовало сделать. Короче говоря, девчонку надо было прибрать к рукам. ‹…› В былые времена, когда мы вели осаду какого-нибудь промышленника, мы делали это через его детей. А старина Додд был болван, его запросто можно было посадить на крючок с помощью дочери.

Один из сотрапезников Гитлера поинтересовался:

– Но она хотя бы была хорошенькая?

Другой гость фыркнул:

– Страшилище!

– Надо уметь быть выше этого, мой дорогой друг, – пожурил его Гитлер. – Это одно из требований к нашей работе. А иначе за что, спрашивается, наши дипломаты получают жалованье? В данном случае дипломатическая работа была бы не службой, а удовольствием. И все могло бы закончиться свадьбой!

Источники и благодарности